Ее настоящее имя - Марина Серова

– Ну что, может, хватит молчать? Юра, давай ей все расскажем? Я Тане верю.

– А у меня есть кое-какие сомнения... Ладно, Люся, не смотри на меня так, этот чертов узел давно пора разрубить...

Я ошиблась только в нескольких формулировках. Они заговорили друг с другом вслух, и, по сути, их диалог сводился именно к тому, что я и предположила. Они колебались, не доверяли мне до конца, но понимали, что Соня, возможно, жива и снова попала в беду, поэтому ее надо спасать.

– Хорошо, я вам все расскажу, – сказала Еремина.

* * *

Соня Кривцова работала в больнице медсестрой. Она была молода и красива, и на нее положил глаз главврач, известный на весь поселок своей любвеобильностью. Сонечка долго сопротивлялась, но, в конце концов, сдалась, и у них завязались близкие отношения, о которых вскоре узнала супруга главврача. Она устроила своему благоверному прилюдный скандал. В итоге Кривцова была вынуждена уволиться из больницы по собственному желанию.

Софья долго не могла найти работу в Светличном, не только по своей специальности, но и любую другую. Жили они вдвоем на пенсию матери, и, когда залезли в долги, Соня наконец решилась наняться к Марату Кураеву в швеи. Работа у него была сродни рабскому труду. Все работницы заключали с ним договор на год, отдавали ему на это время свои паспорта и жили в бараке. Работали они по двенадцать, а то и по пятнадцать часов в сутки, практически без выходных. Раз в месяц им разрешалось навещать своих родных, тогда им и выдавали часть зарплаты. Остальные деньги работницы получали на руки только по истечении срока контракта. Однако существовала система штрафов, и обещанные сто тысяч рублей практически никому не доставались. Как говорится, пролетарии всех стран всегда пролетают.

Если же кто-то прерывал контракт раньше срока, то вообще лишался заработанных денег. Однако некоторых работа у Кураева вполне устраивала, потому что давала крышу над головой, гарантированное питание и хоть какие-то сбережения. Несколько женщин работали на Кураева уже не один год. Соня же тащила сей тяжкий груз скрипя зубами. Она не жаловалась матери, но Нина Степановна видела, как осунулась ее дочь, как впали ее глаза, а руки загрубели от мозолей.

Тем временем у Кураева серьезно заболела жена. У нее обнаружили рак молочной железы, уже давший метастазы. Марат, зная о том, что Кривцова прежде работала медсестрой, перевел ее из пошивочного цеха на работу по специальности. Софья уже проработала швеей десять месяцев. До окончания контракта и долгожданной «свободы» было всего ничего, каких-то два месяца. Сонечка стала жить у Кураевых в доме на правах сиделки, а по существу – домработницы. У нее появилась возможность в любое время выходить из дома – в магазин, аптеку. Естественно, она не упускала момента навестить мать, тетку, подружек.

Самочувствие больной с каждым днем становилось все хуже и хуже. Она буквально таяла на глазах и прекрасно понимала, что жить осталось ей недолго. Роза Кураева умерла, а участковый врач, которая пришла, чтобы констатировать смерть, случайно обнаружила на полу около кровати ампулу от сильного сердечного лекарства. Кураевой его не выписывали, более того, оно было ей категорически противопоказано. Врачиха не решилась сделать заключение о том, что ее пациентка умерла от онкологического заболевания, и тогда было проведено вскрытие. Оно подтвердило – смерть наступила от сердечного приступа, вызванного действием введенного в вену препарата. Было заведено уголовное дело.

Естественно, все подозрения сразу были обращены на Софью Кривцову. Масла в огонь подлил сам Кураев, который вроде бы слышал, как жена просила Соню раз и навсегда облегчить ее страдания, а та пообещала что-нибудь придумать. Сам же он будто бы уже нашел для Розы какого-то экстрасенса, который брался исцелить ее и даже давал стопроцентную гарантию, но не успел начать свои сеансы. Роза умерла, возможно, не без помощи сиделки. Кстати, то лекарство, которое было введено Кураевой, врач прописывал Сониной матери, поэтому Кривцова-младшая имела к нему доступ. Отсюда сам собой напрашивался вывод – Софье было очень жалко несчастную женщину, вот она и взяла на свою душу этот грех, хотя сразу в этом не призналась.

Одной из первых узнала о результатах вскрытия Сонина тетка, ведь она работала хирургом в больнице. Ереминой не верилось, что ее племянница могла решиться на такое. Людмила Степановна отправилась в дом Кураева, где вроде бы продолжала жить Софья, чтобы поговорить с ней начистоту. Марата дома не оказалось, и дверь ей никто не открыл. Сердцу что-то подсказывало, что любимая племянница сидит взаперти и Кураев может с ней сам расправиться, ведь тот отличался очень крутым нравом. Еремина обратилась за помощью к Юрию Борисовичу, своему давнему приятелю. Тогда он еще работал в милиции и, наделенный определенными должностными полномочиями, смог добиться того, чтобы местный «рабовладелец» разрешил поговорить тетке с Соней с глазу на глаз. Оказывается, она снова работала швеей и жила в бараке, хотя срок ее контракта несколько дней назад истек.

Кривцова выглядела как затравленный зверек. Она плакала и боялась смотреть тетке в глаза, а узнав, что ее, скорее всего, обвинят в преднамеренном убийстве, она разозлилась и начисто отвергла свою причастность к эвтаназии. Более того, она воспользовалась моментом, сбежала и где-то спряталась. Все решили, что она подтвердила тем самым свою вину.

Несколько дней о Софье не было ни слуху ни духу, а потом Нина Степановна сказала своей сестре, что, вернувшись домой из магазина, обнаружила на столе записку. Ее дочь признавалась в том, что из чувства жалости ввела Кураевой смертельную дозу лекарства. Теперь, узнав о том, что Розу мог исцелить экстрасенс, она поняла, что совершила чудовищное преступление, поэтому не может жить с этим тяжким грузом и собирается утопиться в Чувилихе. В заключение Соня просила у всех прощения.

Нина Степановна отнесла записку в милицию. Участковый милиционер стал обследовать окрестности и обнаружил на берегу речки Сонины следы. Босоножки, которые там были найдены, действительно принадлежали Софье Кривцовой. Однако поиски тела утопленницы оказались безуспешными. Впрочем, это никого не удивило. За месяц до этого случая на глазах у многочисленных свидетелей два рыбака попали на резиновой лодке в водоворот, и тела этих несчастных тоже так и не нашли. У Чувилихи очень быстрое течение...

* * *

– Вот, собственно, и вся история, – сказала Еремина, уставившись немигающим взглядом прямо перед собой. – Лично я ни секунды не сомневалась, что Сонечки уже нет. И Нина за эти три года ни разу ни о чем таком мне не намекала. Возможно, она сама недавно узнала, что Софья жива, повидалась с ней, а потом сердце не выдержало...

– Знаешь, Люся, а у меня однажды закралось кое-какое сомнение.

– Когда?

– Уголовное дело, можно сказать, зашло в тупик. Хоть Кривцова в записке и призналась в содеянном, но строить доказательства только на этом было невозможно. Дело в том, что на ампуле не оказалось Сониных отпечатков пальцев. Кроме того, у Нины Степановны дома обнаружилась целая упаковка этого лекарства, она его купила по рецепту, но еще ни разу не колола, ждала, когда дочь будет жить дома и сможет делать ей ежедневные инъекции. Чисто теоретически вколоть Розе лекарство мог и сам Кураев, и медсестра из поликлиники, но доказать это не представилось возможным. Короче, по прошествии определенного времени дело было закрыто за недостаточностью улик. Но перед этим меня просили поговорить с Ниной, чтобы она через полгода после известных событий подала в суд на признание дочери умершей. Так было бы удобней закрыть дело, но для этого требовалось свалить вину на Соню.