Ее настоящее имя - Марина Серова

Как же от него отвертеться? Сложившаяся ситуация казалась практически безвыходной. Любая попытка объяснить, что я не хочу продолжать наше знакомство, была обречена на провал. Мирон явно относился к неврубающейся категории особей мужского пола. Откровенно говоря, я не знала, как модифицировать свое поведение, чтобы мы могли спокойно, без всяких обид разойтись в разные стороны.

Дыхание, обжигавшее затылок, стало слишком горячим, надо было срочно что-то предпринимать, но я не решила для себя, что мне выгоднее – позволять Мирону считать меня своей легкой добычей или взбрыкнуть. Вдруг моему новому, сексуально озабоченному знакомому кто-то позвонил по мобиле, и, выслушав несколько слов, он сильно занервничал. Сначала его рука перестала гладить мои волосы, что меня неимоверно обрадовало. Потом Мирон немного отодвинул свой стул в сторону, а к его речи примешалась неблагородная лексика, состоявшая из тюремных жаргонных выражений.

Тем временем официант принес мне часть моего заказа. С каким удовольствием я бы выхватила у него из рук поднос и обрушила его на голову моего кавалера!

– Таня, тут такое дело... Я вынужден тебя покинуть. Придешь в «коровник», скажешь секретарше, что ты от меня, она все для тебя сделает. А мы с тобой встретимся здесь вечером, в семь часов. Хорошо?

– Хорошо, – ответила я.

– Только не вздумай меня обмануть, я тебя все равно найду! – сказал Мирон, засунул в карман официанта несколько купюр и решительной походкой направился к выходу, а за ним последовала его многочисленная свита.

Облегченно вздохнув, я приступила к отбивной. Впрочем, моя радость длилась недолго. Мне по-прежнему было невдомек, как дальше заниматься расследованием. К тому же я опасалась, что знакомство с Мироном не только не облегчит выполнение моей и без того нелегкой миссии, но еще больше все усложнит.

Пообедав, я машинально полезла в сумку за деньгами, но Рома напомнил мне, что все уже оплачено.

Ну вот, Таня, теперь ты еще и обязана этому Мирону обедом, будь он неладен!

Выйдя из ресторана, я огляделась по сторонам – моего нового знакомого и его свиты нигде видно не было. Дождь закончился, но небо показалось мне угрюмо-пасмурным. Появилось скверное ощущение пустоты. Немного подумав, я пошла обратно в гостиницу, потому что мне захотелось спросить совета у гадальных двенадцатигранников, а они находились в номере. Как назло, именно в это время горничная там убиралась. Мне пришлось дождаться, когда она уйдет, и только потом достать из дорожной сумки малиновый бархатный мешочек с косточками.

Я мысленно задала им вопрос: «Чем мне грозит знакомство с Мироном?» Метнув двенадцатигранники на стол, стала ждать, затаив дыхание, когда они остановятся. Одна косточка упала на пол, я наклонилась за ней и взглянула на число, выпавшее на верхней грани. Это была восьмерка. В целом сложилась следующая числовая комбинация: 16 + 26 + 8. Ответ на вопрос заставил меня и удивиться, и призадуматься. Он гласил: «Возможно, вы будете обрадованы неожиданно свалившимся на вас выигрышем».

Неужели знакомство с местным авторитетом принесет мне практическую пользу, будет для меня, так сказать, выигрышным? Или это толкование надо понимать буквально – я, возможно, выиграю с ним или с кем-то другим в карты. Тьфу, глупость какая-то! Ни в какие азартные игры играть ни с Мироном, ни с кем-то другим я не собиралась. А что касается свидания с ним в «Азии», то оно было под большим вопросом. Не нравился мне этот тип, совсем не нравился. Здравый смысл просто кричал о том, что общение с ним могло принести больше проблем, чем пользы.

После гадания осталось чувство неудовлетворенности. Оно не помогло мне выработать ни тактику, ни стратегию дальнейшего расследования. Надо было задать другой вопрос, но, как говорится, хорошая мысля приходит опосля.

Когда зазвонил мобильник, я даже вздрогнула от неожиданности и предположила, что это Писаренко. «Сейчас он снова будет напрягать меня своими расспросами», – подумала я, но ошиблась. Это звонил не Александр Станиславович, а моя новоиспеченная агентесса, отставная певица. Я ответила ей только потому, что она могла запоздало донести до меня какую-то новую информацию, но это снова была ошибочная мысль. Елизавета Артуровна, извиняясь через слово, стала спрашивать меня, нет ли для нее нового задания. Я вежливо сказала ей, что ничего нет, и отключилась, а после этого обозвала агентессу дурой.

На душе было паршиво, впору расписываться в собственном бессилии. Я смотрела в окно, и вдруг мой взгляд сконцентрировался на небольшом кирпичном доме, находящемся недалеко от гостиницы. Именно в нем жил Пинкертон. Я запоздало поймала себя на мысли, что Юрий Борисович не случайно намекнул мне, что его жена осталась в Оренбурге нянчить внука, и показал, где он живет. Скорее всего, он ненавязчиво приглашал меня в гости, если вдруг у меня возникнет необходимость снова пообщаться с ним по делу. Напрасно я поначалу отнеслась к нему с какой-то профессиональной ревностью, а потом еще и заподозрила в желании завести со мной интрижку. Теперь пришло осознание того, что на чужой территории местный опер, пусть и в отставке, не конкурент мне, а помощник, в котором я так нуждалась. Да, помочь мне в расследовании мог только Юрий Борисович! Других кандидатур на горизонте просто не было.

* * *

Пинкертон принял меня очень радушно.

– Польщен вашим визитом, польщен, – сказал он и пригласил войти в дом. Затем, как галантный кавалер, он помог мне снять куртку, дал тапочки и предложил чай.

– Спасибо, но я недавно из «Азии». Лучше давайте поговорим о деле.

– Вон оно как! – удивился пенсионер. – Разве мы вчера не обо всем поговорили?

– Юрий Борисович, подскажите мне, как лучше подкатиться к Кураеву? – начала я, как говорится, с места в карьер.

– Это сложно, да и надо ли тебе это? – Пинкертон перешел на «ты». – Он ведь ничего тебе не расскажет и уж тем более ни в чем не признается. Это ведь совсем не в его интересах. Признаюсь, думал я над твоей задачей, думал и хочу сказать, что дело это безнадежное, одним словом, висяк. К нему ни с одной стороны не подступишься. По-моему, ты здесь только зря время проведешь, и все.

– Да, Юрий Борисович, не ожидала я услышать от вас такое, никак не ожидала. Неужели вас совершенно не взволновала судьба Сони Кривцовой? Вдруг ей нужна наша помощь, а мы медлим...

– Не надо давить на мои чувства. Соня сама сделала тогда свой выбор. Все эти годы я считал, что она виновна в смерти Розы Кураевой, потому и утопилась. Если же не виновна, тогда я вообще ее не понимаю, да и Нину, мать ее, тоже. Как им в голову только могло прийти такое! Инсценировали самоубийство, выкрали чужой паспорт...

– А что, по-вашему, Кривцовой оставалось, если Кураев ее подставил? На зону, ясное дело, ей не хотелось, на тот свет тоже.

– Надо было в областную прокуратуру обращаться, там бы во всем разобрались, – высказался Пинкертон. – Это я вчера при Люсе не стал свое мнение высказывать, но тебе, Таня, говорю все, что думаю. А думаю я, что недолго ей пришлось быть Ольгой Верещагиной. Скорее всего, Сони уже нет в живых, и теперь она как раз на дне какой-нибудь речки покоится.