Дом с видом на Корфу - Елена Константиновна Зелинская

итальянец с хищным носом благородного разбойника, ожесточенно жестикулировал и кричал так, словно пытался передать штормовое предупреждение уже взлетающим самолетам. Я смогла различить только слово signorina, не нашла, куда его приткнуть, и только следила взглядом за полетом рук. Кудрявая красавица в полицейской форме время от времени поворачивала ко мне потрясенное лицо, подмигивала и снова обращала к начальнику глаза мадонны. Седой старик с бархатным бантом на шее, лысый в рабочем комбинезоне и с чемоданом, комендант аэропорта, двое-трое черноглазых полицейских напирали друг на друга, орали, толкали в плечо и патетически вскидывали ладони. В какой-то момент мне показалось, что они давно забыли про нас и решают жизненно важный для них вопрос – ограбление банка например, где сотрудники аэропорта хранили все свои сбережения, или провал на выборах кандидата от местной мафии. Я подкралась к батюшке, который сочувственно слушал, сложив руки на животе: «Это у них обычное дело, – пояснил он, – покричат, а потом будут разбираться».

 Я потопталась и спросила, нельзя ли предложить им оштрафовать нас с ног до головы. Батюшка строго посмотрел на меня и сказал, что здесь так не принято. Других идей у меня не было.

Все упиралось в отсутствие консульства. Шлепнуть штамп о продлении даже при обоюдном непротивлении всех сторон технически было некому, а оставить на территории страны после того, как истек срок визы, наверное, невозможно даже у нас. Впрочем, я могу ошибаться.

 Итальянцы кричали, спорили, лысый повернулся в гневе и ушел, потом вернулся снова, катя впереди чемодан. Вдруг все разом замолчали и повесили руки. Батюшка наклонился, прошептал на ухо: «Вам повезло, – и приветственно закивал импозантному моложавому господину с улыбкой Мастроянни, который неторопливо двигался к нашему кагалу. – Это полковник финансовой гвардии. Он пришел встречать приятеля, прилетевшего вашим рейсом».

 Финансовая гвардия в Италии – это организация, по значимости превышающая Счетную палату, Минфин и Cosa Nostra вместе взятые.

 Все оживились. Толю взяли под локотки и торжественно повели по территории Италии. Я, как верная жена, трусила следом. нас посадили в полицейскую машину, впереди шла патрульная с мигалкой, и вся кавалькада покатила к берегу моря. Прямо на песке стояло несколько зданий, отделенных от шоссе глухим каменным забором. над самым большим из них, двухэтажным, синими неоновыми буквами горела надпись «Guardia costiera» – береговая охрана.

 Бари – портовый город. Собственно, поэтому мы и были здесь – несколько столетий назад в этом самом порту пришвартовался корабль, на котором местные моряки привезли из мир Ликийских мощи Николая Угодника.

 Власти аэропорта сдали нас на руки береговой полиции, единственному органу в городе Бари, располагающему правом ставить печать, тепло пожали руки и уехали. Милая итальянка открыла сейф, на котором глиняный Санта с трудом удерживал мешок с конфетами, и достала круглую печать на длинной деревянной ручке.

– Пусть никто не скажет, что в береговой полиции нет добрых людей, – торжественно произнесла она и опустила волшебную палочку на открытую страницу Толиного паспорта. Мы заплатили в кассу 35 евро. Прощаясь, муж, по московской привычке, спросил:

– Я вам что-нибудь должен?

– Помолитесь обо мне святому Николаю, – застенчиво попросила Патриция и помахала нам рукой.

 Личный состав встречал нас в гостинице крика-ми «ура!».

 Глава 3

 В странноприимном доме святителя Христова Николая, находящемся при церкви, в которой почивают его мощи, сошлись в тот вечер десять путников. «Окрестъ града, – поделился Василий своими впечатлениями с сотрапезниками, – сутъ много садовъ миг-даловихъ, инное овощие имущихъ, виноградовъ такожде и маслинъ велие изобилие». Изобильна была и трапеза, которую, по обыкновению, давали чужеземным странникам бесплатно в течение трех дней, не пожалел служитель гостиничный и вина. Каждому отвели постель, и Василий, приткнув в углу натруженный посох, уснул сном праведника.

 «Заутра же сидехамъ… въ дому и писахомъ книги путничества своего». Василий вынул из поношенной торбы склянку с разведенной сажей, присел у оконца поближе к нежному раннему свету, – и по пергаменту побежали мелкие убористые буковки: «Азъ сие токмо пишу, еже разсмотрех…»

 Глава 4

 Собор чужой, непривычный: желто-серые колонны, на выщербленных ступенях, поднявши лапы, как живые, – чудные готические двери, окна высокие стрельчатые. Примиряет статуя Николая Угодника, в которой издалека, как только вступишь на брусчатую площадь перед базиликой, узнается родство с Петром Первым, Колумбом и прочими произведениями плодовитого автора. Внутри собор огромен, гулок и гол. С двух сторон нефа крутые ступеньки ведут вниз, в крипту. Низок сводчатый потолок, с фронтонов спускаются резные цветы и птицы, железной решеткой отделен мраморный, окованный серебром саркофаг. Две лампады на нем, тонкое узкое стекло держат на бронзовых спинах лобастые быки.

 «…въ понеделокъ идохомъ въ костелъ… Вошедшимъ же намъ тамо и созирающимъ, гдъ мощи Святого опочиваютъ и не обрътахамъ. Видехомъ же множество народа с женами и дътьми, входящихъ внутрь и исходящихъ вон, по обою страну степенми каменними, тогда уразумъхомъ, яко тамо суть мощи, и текохомъ абие въ слъдъ ихъ степеннми мраморными шерокими, лъпотнъ созданными, под спудъ великия церкве, деснимъ входомъ, два бо суть тамо входи…»

 Месса должна звучать в каждом католическом соборе по воскресеньям, и это фундаментально, недвижимо, как восход. В этом году праздник Николы Зимнего выпал как раз на выходной.

 В архивах базилики хранятся письма столетней давности, в которых русские священники, приехавшие приложиться к мощам великого святого, жаловались, что их заставляют снимать облачения прежде, чем они войдут в храм. Ныне жители города Бари, которых мы называем красивым словом «барийцы», к паломникам привыкли. Русское подворье, построенное в XIX столетии, с храмом, где служит отец Владимир, небольшой гостиницей и чудесным парком итальянские власти несколько лет назад вернули России. Городок «русеет» на глазах. «Карашо, карашо!» – кричат официанты в тратториях, размахивая меню, нарядными, как детская книжка с картинками; «вино», «масло», «оливки» – оповещают покупателей корявые печатные буквы кириллицы; с фотографий, приколотых к стенке в популярной угловой кафешке, смеются Дмитрий Анатольевич со Светланой Владимировной. В сувенирной лавочке у базилики толпятся паломницы, я выбираю подарки – флакончики со священным миром, платки с изображением Николая Угодника, зеленые, желтые, но мне, конечно, хочется такой же, как взяла соседняя тетенька, красный.

– Что, – интересуюсь я, – расхватали?

– Та не, красный она принэсла. Rosso! – кричит тетенька продавщице. – Uno rosso per signora! – И выплескивается из ящичка красный шелк.

 «Суть тамо близу церкви комори четире, продающие сосуди штеклянние, имущие на себъ икону Святителя Христова Николая изображенную; сосуди же они великии продаются праздни, ради взятия мира святого Николая, отъ мощей его истекающего…»

  На весенние и зимние праздники святого Николая в городок Бари прибывают автобусами, чартерами,