С первой леди так не поступают - Кристофер Тейлор Бакли

В конце концов дело передали единственному оставшемуся судье. Это был Сильвестер Юмин, прозванный его коллегами «Голландцем». На судейскую должность его назначил за два месяца до этого президент Гарольд Фаркли. До той поры он был старшим партнером в известной вашингтонской фирме «Уильямс-Кендалл», специализировавшейся на судебных делах об импичменте и преступной халатности.

Голландцу Юмину было шестьдесят с небольшим. Он смотрел на всех сонным, но внимательным взглядом, а комплекцией, типичной для гурмана и знатока хороших вин, смахивал на Чеширского Кота. Благодаря его постоянно пополнявшейся коллекции «Шато Петрюс» обеды в «Судебном приказе», его особняке в штате Вирджиния, превращались в незабываемые события. Коллекционировал он и произведения искусства голландских мастеров — потому и получил свое прозвище.

Человек огромного ума, он начинал канцеляристом у великого юриста Поттера Стюарта в Верховном суде и за свою блистательную карьеру одержал множество ярких побед, защищая самых разных клиентов — от левых террористов с их зажигательными бомбами и знаменитых бейсболистов, нюхавших кокаин, до международных зерновых корпораций, обвинявшихся в использовании измельченных экскрементов насекомых для придания характерного хруста популярному детскому завтраку из дробленого зерна. Но он еще ни разу не вел процесс в качестве судьи, и вот в результате отсева непригодных выбор пал на него. Внезапно он стал самым знаменитым юристом в мире. Еще несколько недель, и его имя будет на устах у австралийских аборигенов и у рыбаков Сейшельских островов. Особой радости от столь неожиданно свалившейся на него славы он не испытывал. У него стали часто запотевать очки.

* * *

Первая из служебных обязанностей судьи Голландца Юмина в деле «Соединенные Штаты против Элизабет Макманн» заключалась в том, чтобы выразить беспокойство по поводу списка свидетелей, представленного Бойсом на рассмотрение суда. В списке значилась двести восемьдесят одна фамилия, в том числе начальника Секретной службы, директора ФБР, президента Соединенных Штатов и — что самое пикантное — заместительницы генерального прокурора, выступавшей в качестве обвинителя Бет. Как заметил один фельетонист, удивительно, что Бойс не вызвал в суд Пола Ривира, дабы тот засвидетельствовал подлинность плевательницы.

Атмосфера в кабинете судьи была напряженная. Сандра Клинтик, заместительница ГП — которая отнюдь не горела желанием поддерживать государственное обвинение на этом процессе, — уже опротестовала требование Бойса вызвать ее вдобавок в качестве свидетеля. Она так злилась, что избегала встречаться взглядами с Бойсом. Никогда еще, сказала она судье, не доводилось ей слышать о более ужасающем — если не варварском — попрании этических норм. В общем, это неслыханное оскорбление. Процесс еще не начался, а церемонии уже были отброшены.

— Адвокат?

Судья Голландец откинулся на спинку кресла, которое издало скрип дорогой кожи. Зная, что предстоящее тяжкое испытание потребует от него максимального напряжения сил, он решил говорить как можно более лаконично, даже придерживаясь дзенских принципов.

— Ваша честь, — сказал Бойс, улыбаясь так, словно собирался высказать самое разумное суждение со времен последнего закона Ньютона, — одним из исходных пунктов защиты будет то, что обвинение ab initio… — он повернулся к заместительнице генерального прокурора, — …простите, «с самого начала»…

— Я знаю, что это значит.

— Это латынь.

— Знаю.

— Я не был уверен, что латынь еще преподавали, когда вы…

— Ваша честь!

— Адвокат!

— Защита, ваша честь, будет в значительной степени основываться на том, что присутствующая здесь мадам заместительница…

— Моя фамилия Клинтик. Я не в борделе работаю.

Бойс фыркнул:

— Полагаю, это спорный вопрос.

— Ваша честь!

— Адвокат.

— Мы докажем, что мад… что заместительница генерального прокурора — всего лишь мельчайший винтик большой машины правительственного заговора, имеющего целью предъявить бывшей первой леди обвинение в убийстве и тем самым соблюсти исключительно узкопартийные интересы. Все доказательства беспочвенны. Хуже того — сфабрикованы. Я их развею в прах. А после этого посредством допроса свидетелей защиты и перекрестного допроса докажу, что мисс Клинтик и другие правительственные чиновники устроили заговор с целью распять Элизабет Макманн и принести ее в жертву на алтарь собственных честолюбивых замыслов. Я понимаю, ваша честь, что это страшное обвинение. Но я вынужден предъявить его, поскольку не вижу другого выхода.

Когда Бойс переходил к делу, он начинал говорить вычурным слогом девятнадцатого века.

Судья Юмин с трудом сдерживал улыбку. Он сосредоточил мысли на разорительной цене, которую только что выложил за свое последнее приобретение — натюрморт с грушей и угрем кисти Говингуса Кеккека (1606–1647).

— Я отказываюсь все это выслушивать, — сказала заместительница ГП, — и безусловно не намерена сидеть и выслушивать все это в суде.

Кресло под судьей Голландцем заскрипело.

— Может, позволите мне решать, чем мы будем заниматься в суде?

— Конечно, ваша честь. Я имела в виду…

Всё ясно. Бойс всегда старался вывести противника из себя и нащупать его слабые струнки до начала процесса. У этого противника они сразу бросались в глаза.

— Мне никак не приходит в голову прецедент, — сказал судья Голландец.

— Я тоже не могу припомнить прецедента, — заметил Бойс. — Исполнительная власть вступает в сговор с руководством главных правоохранительных органов страны с целью подставить овдовевшую супругу президента и таким образом скрыть собственные гнусные делишки и преступные замыслы.

— Спокойно, адвокат!

— Прошу прощения, судья. Забылся. Но во мне всё кипит.

— Дайте мне что-нибудь конкретное, довольно речей в духе Патрика Генри.

Бойс протянул ему папку, полную аккуратно подшитых газетных вырезок, отдельные строчки в которых были подчеркнуты яркими цветными карандашами.

— Как вам известно, миссис Макманн не была пассивной первой леди. Она не ограничивалась тем, что угощала чаем других жен и устраивала на лужайке перед Белым домом раздачу пасхальных яиц детям… правительственных чиновников.

Во время последней раздачи пасхальных яиц на лужайке перед Белым домом был замечен со своим выводком генеральный прокурор, отец пятерых детей.

Бойс продолжал:

— Бет Макманн была самой независимой первой леди в истории нашей страны. Кое-кого это не устраивало. При случае, как станет ясно из документов в этой папке, миссис Макманн открыто, хотя и всякий раз осмотрительно, критиковала ФБР и Секретную службу. Первых — за некомпетентность, проявленную, по ее мнению, при назначении человека со вторым именем Владимир руководителем контрразведывательных операций. Последних — за установившийся порядок приема на работу, который она считала дискриминационным. Мы будем настаивать, что эти две организации, явно сыгравшие решающую роль в том, что Бет Макманн незаслуженно оказалась на скамье подсудимых, задались целью отомстить ей посредством фабрикации доказательств ее виновности.