Семь шагов к счастью - Сандра Мэй

— Дерек никогда не бывает ошарашен. Он говорит, что самой большой неожиданностью в его жизни было то обстоятельство, что Сибилла досталась ему девственницей.

— Ну, а ты? Удивлена?

Моника осторожно поставила чашку на журнальный столик, аккуратно присела на край стула и внимательно посмотрела в глаза Бриттани. Глаза у нее были зеленые, словно весенняя травка. Веселые… и чуть настороженные.

— Видишь ли, Брит… Если честно-честно — я чего-то в этом роде ожидала. В последние недели ты сама не своя. У тебя взгляд такой, словно ты смотришь куда-то… мимо. Знаешь, так птицы начинают на зиму улетать собираться.

Бриттани даже вздрогнула — настолько созвучны оказались слова Моники ее собственным мыслям.

— Ты неплохо меня изучила, Моника. Черт, а я думала, что прекрасно владею собой…

— Знаешь, Брит, ты права. Нужно что-то менять. Та же Майра испугалась однажды — а теперь, наверное, все останется по-прежнему.

— Гениально сказано! Я ничего не поняла.

Моника вздохнула и встала.

— Если вы с ней в достаточно хороших отношениях, она тебе сама все расскажет. Я стараюсь не обсуждать частную жизнь третьих лиц. Вдруг они однажды станут моими начальниками?

Уже у самых дверей Бриттани окликнула Монику:

— Моника! А обо мне, что ты могла бы сказать обо мне? Я ведь уже почти не твоя начальница.

Моника обернулась и усмехнулась.

— Для начала — ты интересуешься чужим мнением о себе. Это уже непривычно. Что я думаю о тебе… Ты — женщина, сделавшая прекрасную карьеру, но не достигшая личного счастья. Поскольку ты чертовски, дьявольски честолюбива, то сам процесс достижения вершин в бизнесе легко отвлекал тебя от мыслей о личном, но теперь, когда ты на вершине, тебя все чаще посещают совсем другие желания. Ты действительно встала на крыло, Брит. Тебе не терпится отправиться в путь. И ты уверена, что в конце этого пути тебя ждет счастье.

Бриттани вдруг почувствовала, как холодок пробежал по спине.

— А… на самом деле, Моника? Я заблуждаюсь?

— Я не знаю, милая. Но чтобы пройти по дороге, нужно, по крайней мере, выйти из дома. И узнать, что ждет тебя в конце истории, ты сможешь только сама. Никто тебе этого не расскажет. Это ведь твоя история?

— Да. Думаю, ты, как всегда, права. Послушай Морис ведь автослесарь?

— На данный момент да.

— И ты… не жалеешь?

— Это ты о чем? Ах, об Энтони Ван Занде… Нет, Бриттани. Не жалею ни единого мгновения. У нас с Энтони история была и закончилась. Я благодарна ему за многое, в том числе и за то, что теперь я не с ним, а с Морисом.

— А как мистер Ван Занд относится к твоему новому замужеству?

— Дерек удивительный человек. В нем есть что-то античное. Мориса он одобрил, он любит ирландцев.

— Да… воистину сегодня день откровений. Ладно. Я еще позвоню паре-тройке персон, а ты можешь идти домой. На сегодня хватит.

— Спасибо. До завтра?

— Да. До завтра.

Оказавшись в пустой квартире, Бриттани неожиданно испытала приступ совершенно неуместной паники. Оказывается, воспоминания о вчерашних событиях были все еще слишком свежи и ранили достаточно больно. Вот так и пожалеешь, что не обзавелась подружками… Она влезла в электронную записную книжку и нашла телефон Майры Ривз. В любом случае, с ней стоит поговорить, ведь если Моника о ней упомянула — гадалке не ходи, Ван Занд уже практически принял решение. Таким образом, Бриттани сам Бог велел пообщаться с потенциальной преемницей…

Майра ответила сразу — и вполне искренне обрадовалась звонку.

— О, Бриттани, привет! Тысячу лет не болтали. Я недавно пришла с работы, брожу по кухне и думаю, чего бы съесть. Представляешь, у меня совершенно пустой холодильник!

— Представляю, у меня тоже. Как насчет ресторана? Поедим и поболтаем.

— Отличная мысль, только давай не пойдем ни во что пафосное. Мне не хочется одеваться и краситься.

— О'кей, тогда в пиццерию на Восемнадцатой? Или в китайский ресторанчик?

— Давай в пиццерию. Хочется вкусной и вредной еды. Ох, даже слюнки потекли! Через час?

— Через час.

Бриттани приехала минут на двадцать раньше срока, заказала сырные подушечки с тмином и кувшин домашнего красного вина, выбрала столик под сенью темно-зеленых апельсиновых деревьев и блаженно вытянула гудевшие ноги. Эту пиццерию она знала и любила с самых первых дней пребывания в Нью-Йорке, но выбиралась сюда очень редко. Не по статусу, понимаете ли!

Пол Галлахер итальянскую кухню не жаловал, обычно многозначительно хлопая себя по талии. Надо же, еще пару дней назад она его за это внимание к своему здоровью уважала, а теперь это казалось ей смешным и глупым, женским каким-то качеством, совершенно не вязавшимся с мужественным обликом бывшего возлюбленного.

Думать о Поле не хотелось, поэтому она стала думать о Майре. Перебирала в голове информацию — как привыкла делать и на работе.

Майре Ривз было сорок лет, выглядела она на тридцать в плохие дни и на двадцать восемь — в хорошие. В топ-менеджерах она ходила уже лет десять, сменила две или три компании, но отовсюду уходила с блестящими рекомендациями, и хэдхантеры за ней бегали толпами, суля златые горы и сумасшедшие бонусы.

Ездила Майра на спортивном «порше» оранжевого цвета, жила в роскошных апартаментах совершенно одна, увлекалась джазом и путешествиями. Еще, по сведениям из надежных источников, потрясающе готовила — и искренне любила это делать, причем полуфабрикаты не признавала, использовала только натуральные продукты.

Они с Бриттани сблизились, но настоящими подругами не стали. Майра не спешила изливать свою душу, Бриттани попросту не умела этого делать. Однако совместные посиделки обеим приносили удовлетворение — Майра была человеком искренним, незлым, о людях всегда отзывалась хорошо, рассказывать умела с юмором и интересно.

Пожалуй, единственное личное, до чего была допущена во время одного из разговоров Бриттани, это ранняя юность и молодость Майры Ривз. Очевидно было, что все обиды прошлого давно перегорели в ее сердце, и теперь она вспоминала те нелегкие годы с легкой грустью — и не более того.

Ее родители развелись, когда девочке было всего восемь лет. Оба — и отец, и мать — тут же принялись активно строить собственную личную жизнь, а маленькая Майра осталась на попечении бабушки и дедушки. Нет, родители ее любили, конечно, но поскольку дитя было накормлено, одето-обуто, ухожено и любимо стариками без памяти, много времени ей не уделяли. У каждого из них образовалось по новой семье, там родились другие дети — и Майра, к тому времени уже девочка-подросток, приезжала к маме и папе в гости… но не становилась в их домах своей.

Вероятно, именно поэтому она рано стала самостоятельной. Училась хорошо, работать после университета устроилась на хорошую должность и хорошую зарплату, однако не успокоилась на достигнутом — принялась получать дополнительное образование. В результате стала специалистом широкого профиля — с прекрасным резюме и громадным опытом работы.