Поэзия убийства - Наталия Антонова

–Алиби проверили?

–В том-то и дело, что алиби у него нет.

–Совсем?

–Говорит, что после работы пошёл в «Берлогу».

–Куда?– удивлённо переспросил Морис.

–Забегаловка так называется недалеко от их предприятия. Там и напился, чтобы как-то унять злость. После забегаловки просто бродил по улице. Никого из знакомых не встретил.

–Вы расспросили работников забегаловки?

–А смысл?

–То есть?

–Тавиденкова убили, когда задержанный уже покинул «Берлогу».

–И тем не менее…

–Для проформы, конечно, можно,– без особого энтузиазма согласился Наполеонов.– Но вся загвоздка в том, что на время убийства Тавиденкова, как уверен сам подозреваемый, его алиби подтвердить никто не может. Понимаешь?

–Понимаю,– кивнула Мирослава.

–Но ведь может быть так, что подозреваемый не видел никого из знакомых по причине своего опьянения, но знакомые могли видеть его,– проговорил Морис.

–Добрейшей ты души человек,– сказал Шура,– но кого опрашивать-то? Не могу же я дать объявление в газету с таким текстом: «Граждане, кто видел такого-то, в такое-то время, отзовитесь».

–А почему нет?– спросил Морис.

–Ты что, издеваешься надо мной, что ли?

–Ничуть,– покачал головой Морис.

Шура отвернулся от друга, а у Мирославы в тот миг, когда она наблюдала за лёгким движением мысли в глазах Миндаугаса, промелькнула догадка о сути его идеи. Но вслух ни он, ни она ничего больше не сказали на эту тему.

В этот вечер ни одному из детективов не пришло в голову просить Шуру спеть. Было ясно, что ему не до песен. Да и разошлись они по своим комнатам в этот вечер рано.

Когда Мирослава на следующее утро спустилась вниз, Наполеонов, как практически всегда, уже покинул их дом.

–Что у нас на завтрак?– спросила Мирослава.

–Я накормил Шуру сырниками и подумал, что и мы давно их не ели.

–В таком случае давай поедим,– покладисто согласилась она и сама налила себе в чашку крепкий зелёный чай с жасмином.

Морис молча пододвинул ей тарелку с сырниками.

–Как вкусно пахнут!– сказала Мирослава.

–Я добавил немного ванилина.

–И изюма.

–И изюма,– машинально согласился он.

–Ты чего такой невесёлый?– спросила Мирослава.

–Да так…

–Колись, а то укушу.

Морис невольно улыбнулся.

–Вообще-то я не невесёлый.

–А какой?

–Просто я бы не отказался от расследования убийства Тавиденкова. Мы ведь всё равно сидим без дела.

–И ты заскучал.

–Не то чтобы, но…

–Не печалься. Скоро у нас обязательно появится клиент.

–А вам неинтересно, кто убил бизнесмена?

–Я рада, что учитель вне подозрения.

–И я.

–Ты прямо, как ослик Ия.

Морис улыбнулся. Потом вздохнул и признался:

–Но в то же время я чувствую солидарность с Шурой, и мне жаль обвинённого в убийстве рабочего. Мы даже не знаем его имени…

–Зачем нам его имя,– пожала плечами Мирослава.

–А что, если он не виноват? Ведь он отрицает свою вину!

–Следствие разберётся.

–Вашими бы устами да мёд пить,– неожиданно сердито проговорил Морис и убрал из-под носа Мирославы тарелку с сырниками.

–Ты решил в воспитательных целях поморить меня голодом?– спросила она спокойно.

–Нет, простите,– он поставил тарелку на место.

–Так-то лучше,– сказала она, взяла сырник, откусила кусочек и запила чаем.

–У нас сметана есть,– печальным голосом проговорил он.

–Спасибо. Но я пока не хочу.

–Зря. Шуре сметана понравилась.

–Ещё бы она ему не понравилась,– усмехнулась Мирослава.

–Что вы собираетесь сегодня делать?

–Съезжу в город.

Он не спросил зачем, только проинформировал:

–Я буду варить варенье.

–Замечательно. Спасибо тебе, Морис!– она встала из-за стола и чмокнула его в щёку.

Он приложил к этому месту руку.

–Ты чего?– спросила она.

–Хочу подольше сохранить ощущение вашего прикосновения.

Мирослава засмеялась.

–Я тебя ещё потом поцелую,– и добавила:– Если ты захочешь.

–Захочу,– заверил он её.

Когда «Волга» Мирославы въехала в черту города, детектив тихо вздохнула. Может быть, даже не столько из-за сожаления, сколько из-за перемены воздуха. Если за городом его хотелось черпать ковшом Большой Медведицы и жадно пить, то тот воздух, что был в городе, вдыхался, особенно с непривычки, через силу. А ведь Мирослава хорошо помнила то время, когда бабушка по утрам распахивала настежь окна их квартиры, расположенной в районе, застроенном хрущёвками, и в квартиру вливался со двора свежий, живительный воздух. Маленькая Мирослава от переполнявших её чувств начинала подпрыгивать на месте, стараясь дотянуться до окна.

–Не прыгай,– говорила внучке бабушка, ласково поглаживая её русую головку,– козлёночком станешь.

–Мама,– смеялась тётя Виктория, которая была тогда юной девушкой,– она же не воду из копытца пьёт, а воздух из окна. Да и вообще,– добавляла она,– судя по всему, из нашей Славки вырастет не козочка, а тигрище. Да, племянница?– спрашивала она Мирославу.

–Угу,– отвечала в свою очередь Мирослава,– подсади меня на подоконник.

–Нельзя, если ты свалишься, бабушка оторвёт мне голову. Правда, мама?– спрашивала тётя бабушку.

–Совершенно верно,– отвечала та.

–Ну, что я говорила,– смеялась Виктория,– ты же, Слава, главное сокровище в нашем доме.

Маленькая Мирослава недовольно пыхтела. Но очень скоро она научилась придвигать к окну стул и с его помощью забиралась на подоконник. Поэтому бабушка не спускала с внучки глаз. Только уже тогда доглядеть за Мирославой было ой как непросто. За дело взялся дедушка. Подполковник МВД провёл с внучкой разъяснительную беседу, сказав ей, что если она будет неосторожной, то выпадет из окна, и они с бабушкой этого не переживут. Ведь они с таким трудом пережили гибель в аварии родителей Мирославы. И внучка, несмотря на то что была маленькой, уяснила смысл дедушкиных слов и навсегда отказалась от неоправданного риска. Дедушкину науку она помнила и будучи взрослой.

Мирослава улыбнулась своим воспоминаниям. Ей очень не хватало дедушки и бабушки. Хорошо, что у неё есть две тёти, двоюродный брат, Шурочка, Дон! И Морис…