Навия. Проклятие - Елена Булганова

– Какие слова? – превратившись от любопытства в соляной столб, воззрилась на меня подруга.

– Не знаю. Он все мне рассказывал, но тех слов никогда не произносил. Наверно, это что-то вроде покаяния. Но Властитель едва ли скажет их когда-нибудь, потому что тогда Нутряной мир прекратит свое существование. А куда деваться тем, кто его населяет? Гамелех ведь отвечает за них всех, даже за тех, кто основался в Ашере и часто мутит воду против Блишема.

– Сложно-то как, – вздохнула Кимка, останавливаясь напротив меня. Она уже покончила с делами и теперь натирала кремом крепкие смуглые руки. – Как бы я хотела повидать тот мир хоть одним глазком!

– Может, повидаешь еще как-нибудь.

Но она резко мотнула головой:

– Нет, если Вилу туда хода нет, то и мне нечего соваться. Богдашечка, если бы ты знала, как я боюсь…

– Чего? – вздрогнула я.

– Не чего, а за наши с ним отношения. Если он всегда будет грустить по своей потерянной родине, что я смогу поделать, как отвлечь, что дать взамен? Тоска может вытеснить его любовь ко мне, пусть не сразу, но через несколько лет…

– Ну перестань, что ты! – Я протянула руки, Кимка шагнула вперед, и мы крепко обнялись. – Напротив, ты заменишь ему целый мир, и с каждым годом ваша связь будет все крепче!

– Ага, прожить бы еще эти несколько лет, – отступая, шмыгнула носом Кимка.

– Все обойдется, вот увидишь. Я уверена, что та всадница тут уже не объявится… если вообще Орлик с ней еще не разобрался.

– Ага, она-то, может, и нет, а что насчет этой Конрад? Она же по уши втюрилась в Вилли, ты заметила?

Я пожала плечами:

– Это, конечно, бросается в глаза. Но и можно понять: они ведь из одного мира, для Инги он олицетворяет какие-то добрые воспоминания… которые, надеюсь, у нее все же имеются.

Подруга скептически склонила голову набок, прищурила глаза:

– А ты изменилась, Данка. Ищешь ей оправдания, анализи-ируешь! Раньше бы просто чихвостила вместе со мной нахалку, которая лезет по-наглому в чужие отношения.

Я невесело хмыкнула. Конечно, изменилась, стала старше на целую жизнь, пусть и короткую, на целое материнство. На боль потерь и на тот неизбывный страх, который навсегда поселился в моем сердце после страшной гибели почти всех жителей Кречета, родителей и брата.

Мои размышления прервало появление на кухне Вилли. – Дана, тебе надо отдохнуть и еще подлечиться до вечера, – напомнил он.

– Ага. – Я вяло стекла с табурета. Наверняка этим двоим не терпелось остаться без лишних глаз. – Только если я высплюсь днем, то как усну ночью?

– Об этом можешь не волноваться, – улыбнулся парень.

Ну понятно, захватил аптечку из Блишема.

– А палатка отдельная у меня будет? – напомнила я капризным голосом.

– Конечно, две поставим. Я буду с Сашей.

– Ну ладно тогда. Все, иду к себе морально готовиться.

Меня, само собой, останавливать не стали, так что я вернулась в свою комнату, к которой уже успела привыкнуть, и забралась с головой под одеяло. Там в темноте некоторое время проглядывала в телефоне новости соцсетей, но ничего интересного не обнаружила, да и что мне теперь все эти новости! Чем ближе вечер, тем сильнее потряхивало от волнения, пересыхало во рту. Сегодня я буду в Навии! Пусть совсем ненадолго, но окажусь так близко к дочери. Буду на поляне, где когда-то переломилась моя судьба. От одних мыслей об этом голова шла кругом.

Я думала о Параклее, вспоминала самые важные и волнующие моменты нашей с ней недолгой совместной жизни. Как страшно было, когда после появления на свет малышка долго не подавала голос, и мне, только вынырнувшей из вязкого небытия, хотелось умереть прежде, чем кто-то решится произнести ужасные слова. А потом вдруг она завопила так громко, мощно, торжествующе. Но даже после этого мои испытания не кончились, потому что новорожденную взяла в руки водная варгана, которая прежде колдовала надо мной, своими текучими прикосновениями оживляя и освежая мое измученное тело. Теперь же ей предстояло оглядеть девочку и вынести приговор: не вселилась ли в малышку старая, уже жившая прежде душа. Таких детей сразу отправляют в Таргид, для мирного Блишема подобные симбиозы – опасность. Родители при желании могут последовать за своим ребенком, но я никогда не слышала про такие случаи, этих детей спешат вычеркнуть из памяти. Но я знала, что никогда не смогу этого сделать. А варгана все глядела и глядела в личико ребенка, и моя кровь постепенно превращалась в лед. Наконец она положила младенца мне на грудь – это значило, что все в порядке…

Тихий стук в дверь заставил меня подскочить – я едва не свалилась с кровати.

– Кто там?!

В дверь бочком протиснулся Дятлов, поинтересовался:

– Ты чего так кричишь, Богданка?

– Нервы, – пояснила я коротко. – Не обращай внимания. Когда там Вил будет давать нам инструкции?

– Наверно, уже после моего возвращения.

– А куда ты собрался? – Только тут я заметила, что Сашка уже и куртку натянул. – Я думала, ты со мной побудешь до вечера.

Как-то все же обидно стало: я с ума схожу от волнения, а никому и дела нет, все занимаются своими делами. Наверно, Сашка мой посыл уловил, сделал еще пару шагов вперед. Присел на край кровати и взял мои руки в свои ладони, твердые и прохладные.

– Представь, я бы сам хотел именно того же. Но мне нужно проведать маму, что-то мне не понравился ее голос по телефону.

Я мигом устыдилась своих эгоистичных обид и спросила:

– Твой отец… он никак не угомонится, да? Обижает ее?

Дятлов с самым мрачным видом тяжело повел плечами:

– Бесится от безделья, ну и матери достается, да. Я же сейчас не могу участвовать в этих его квестах.

– А он не понимает, что ты не в состоянии бегать с перевязанной рукой?!

– Да понимает, конечно. Просто он болен, Данка, и ничего с этим не поделаешь. Не владеет собой. Может, и пытается, а потом срывается все равно.

– Ладно. – У меня имелось свое мнение о таких вот болезнях, но я не собиралась им делиться. – Напоминаю еще раз, что моя квартира сейчас пустует. Почему бы твоей матери там не пожить?

Сашка мигом заледенел лицом, и я пожалела, что не перевела разговор на что-нибудь другое. Но ответил он нормальным голосом:

– Ага, только там полиция постоянно шныряет, тебя стережет.

– Меня, а не ее. Не в этом же дело, верно?