Тихий океан… лишь называется тихим - Александр Дёмышев

– Отставить! – заорал майор. – К пожару не подходить, пусть догорает! Воду всем лить на ту избу!

Он махнул рукой в сторону соседней хаты, куда ветер уносил искрящиеся огоньки, и солдаты, мелькая вёдрами, вновь забегали.

– Ничего. Документацию вынесли, лекарств почти и не было, пострадавших, вроде, не видно, – говорил он, глядя на пожар, Варе. – Сама-то как, цела вроде?

Варя не успела открыть рот, как застыла в ужасе. Из пылающего госпиталя донёсся дикий вопль. Майор взглянул недоумённо на Варю.

– Звинякин! – сию секунду выпалила она.

– Точно! – согласился начальник госпиталя. – Звинякин, кто ж ещё! Ох, курилка! Ох, сукин сын! Допрыгался! И госпиталь спалил, и сам… Вот гад!

– Так надо его вытаскивать!

– Что, сдурела? Какое там! Сейчас рухнет всё, пусть сам и выбирается!

– Он же без ног!

Новый душераздирающий вопль заставил Варю дёрнуться, но майор ухватил её:

– Ку-у-уда? Сто-о-ять! Приказываю: отставить!

Варя вырвалась и, закрыв рукавом лицо, пригнувшись, влетела в пылающее здание. В следующее мгновение горящие балки начали падать. Крик, доносящийся из эпицентра пожара, сделавшись совсем истошным, вдруг резко оборвался. Варя, объятая пламенем, рухнула без сознания.

Спас её Гиль, вытащил буквально с того света.

Он и сам после не мог сообразить: как оказался в объятом пламенем здании; как отыскал среди сполохов, почти на ощупь из-за слезящихся от дыма глаз, безжизненное тело («Ноги на месте, одной руки нет – значит, она!»); как тащил её сквозь пламя на улицу, давясь угарным газом и проклиная мёртвого уже Звинякина; как бил её по щекам, вжимал кулаками сердце и вдувал, что есть мочи, воздух в её бездыханные губы; и как радовался, увидев чуть шелохнувшиеся веки.

Веки были странные. Поначалу майор не понял, но вскоре до него дошло: на веках нет ресниц, огонь слизнул. Сердце майора бешено колотилось, в отблесках пожара стал он разглядывать Варю, и тут же холодок ужаса мурашками пробежал по спине. Ожоги! Страшные ожоги обезобразили женское личико.

«Эх, Варя-Варя! Теперь точно никому не нужна будешь. Ведь этого я хотел? – думал майор, накладывая на ожоги толстый слой мази. – Что ж, всё к лучшему. Уж теперь точно никто не разлучит нас».

Свадьбу решили не переносить. Точнее, Гиль так решил. Упёрся и всё тут, а у Вари – спорить сил не осталось. К субботе, на третий день после пожара всех остававшихся при госпитале «лёгких» раненых выписали, а «тяжёлых» перевели в другое место. Надо было бы предать земле прах погибшего Звинякина, но на пепелище ничего похожего на человеческие останки обнаружить не удалось.

За такое ЧП начальнику госпиталя грозил как минимум выговор, а как максимум… Будь на месте Вари другая – майор, не раздумывая, списал бы случившееся на халатность медсестры. Кто ж ещё должен за порядком в палатах следить? Но это был недогляд Вари, и Гиль Давидович брал всю вину на себя.

Не самый подходящий для свадьбы день, мягко говоря. Но майор был непреклонен. Оформив в штабе дивизии документы, молодые погрузились в телегу. Жених Гиль Давидович – в отутюженном кителе, блестящих до рези в глазах яловых сапогах; да невеста Варя – безрукая, с перебинтованным наполовину лицом. У вышедшего проводить штабного писаря глаза были, как говорят, на мокром месте. Он горько думал: «Вот так невеста, врагу не пожелаешь! Руки нет. Вместо белой фаты – белые бинты на лице. Эх, война-война!» Бинты и вправду по такому случаю «одели» белоснежные, новенькие – не пожалели.

К молодым присоединились их госпитальные сослуживцы – доктора, медсёстры, обслуга, и таким табором поехали они в соседнее село к приятелю Гиля Давидовича – начальнику продсклада капитану Саакидзе. Именно там решил майор скромное застолье устроить. Но скромного застолья не получилось. Саакидзе постарался для приятеля и встретил процессию с истинно кавказским гостеприимством.

Конечно, вид невесты и невесёлые лица гостей немного смутили капитана, но он решил исправить ситуацию, взяв на себя роль тамады. Стол, поставленный во дворе хаты, в которой квартировал Саакидзе, ломился от нехитрых угощений: русская отварная картошка с укропчиком, украинское перчёное сало, американская тушёнка "второй фронт", трофейный французский паштет и… чача, настоящая чача!

Всего было много. Витиеватые тосты, произносимые с лёгким грузинским акцентом, следовали один за другим. И голосом, и манерою говорить напоминал капитан самого товарища Сталина. Поначалу это напрягало, но вскоре гости захмелели и, расслабившись, решили спеть. Песня требовалась весёлая, подобающая случаю, да такая, чтоб все знали. Долго перебирали варианты, спорили, но придумать ничего не могли. Наконец, Саакидзе послал за гармонистом из подчинённых. Вскоре музыка, зазвучавшая над зеленеющим первыми листиками садом, расставила всё на свои места. Происходящее стало походить на свадьбу, настоящую прифронтовую свадьбу!

Пьяные гости, развеселившись, горланили теперь песни, причём иногда одновременно две разных. Гармонист – простой, голубоглазый парнишка, в видавшем виды кителе с погонами без лычек, воспользовавшись моментом, налегал на еду и чачу. Гиль Давидович пошёл в сторонку с капитаном. Задымив папиросами, обсуждали они, стоя за калиткой, свои дела. Невеста, оставшись одна, сидела неподвижно, словно безрукое, перебинтованное чучело. Тут поймала она на себе долгий, любопытный взгляд жующего гармониста. Ей стало неприятно, Варя не знала, куда себя деть. «И чего он так уставился?»

Парень продолжал глазеть, и невеста не выдержала. Подойдя к уплетающему тушёнку, не сводя с неё глаз, гармонисту, бросила зло:

– Глаза не намозолил? Да, вот такая я раскрасавица! Что, дружок, испугался?

Парень чуть не поперхнулся. Прокашлявшись, ответил:

– А вы, стало быть, та самая Варя. А я смотрю: вы, или не вы. Извините, но так сразу вас сейчас не узнаешь, – он отхлебнул из кружки, вытер по-простецки губы рукавом. – Наверное, не помните меня?

Варя, слегка растерявшись, присела рядом. Взглянула внимательней в улыбающееся лицо. Действительно, ей показалось, что этого добродушного парня где-то встречала. Пожала плечами:

– Не могу вспомнить.

– Немудрено. Виделись мельком. Помните, мы тогда «языка» тащили, а вы на позиции с винтовкой прятались. Вы же снайпер! Про вас такие истории рассказывали! Скольких фрицев вы уничтожили?

– Я не считала, – соврала Варя. – Да и зачем тебе это?

– А как же? Затем и воюем, чтоб фрицев бить! Не мы же к ним полезли.

– Видишь, вот, отвоевалась, – Варя повела плечом с пустым рукавом и, приняв как можно более равнодушный вид, как бы невзначай спросила. – Вашей группой лейтенант командовал, ещё такая интересная фамилия у него…

– Заровнядный, – гармонист помолчал, покашлял. – Да, ладно уж, не стесняйтесь, знаю я, что вы с ним встречались.

Варина щека, та, что не забинтована, стала красной.