Канарейка - Леонид Алексеев

годами, сейчас вылезли наружу и маячили перед глазами. Перила, почтовые ящики, лепнина – все детали лестничной клетки словно кричали, умоляя на них посмотреть. Тревога взбухла, как тесто, и сдавила сердце. Лида в недоумении, осматриваясь вокруг, дошла до квартиры, но ничего страшного не произошло.

– Пф, – выдохнула она, подняв брови и качая головой. – И что это было? Ха!

«Даже ключ нормально не могу вставить», – попеняла себе Лида, открывая замок.

Нащупав выключатель, она включила свет и ещё неосознанная ясность произошедшего заставила Лиду застыть на месте.

Мама и Бзик

До Нижнего на автобусах и попутках добирались. И хотя Бзик на этот раз в бегах не был, мотаться между Питером и Нижним Маме всё равно стрёмно было. Два грузина, пусть и в достойных прикидах, глаза мозолят, как ни линяй. Короче, по бритве ходили. Сначала по-русски говорить пытались, но акцент жёг. Плюнули и меж собой ботали только на родном. Что на итальянцев здорово смахивали – порожняк: никто «Бонджорно!» не скажет.

– Вам куда генацвали? – окликнул их таксист у Московоского вокзала.

Бзик дёрнул Маму за рукав:

– Рикшу возьмём, нет? До завтра не доберёмся, Мама.

– Бзик, ты совсем Бельмондо, что ли? Рикша дорогу от бама до хаты срисует и, как по нотам, потом отстучит.

– Хорошо.

– А, нет! – Мама остановился и обернулся к водителю. – На Бор нам.

– Садимся! – таксист скрылся в машине.

Бзик рядом с водителем сел. Мама на заднем сиденье угнездился, сигарету прикурил и жадно затянулся. Пепел стряхнул на резиновый коврик под ногами и на мясистую шею водителя посмотрел. Зажмурился и тихонько крякнул.

– А на Бору вам куда, мужики? – водитель чуть наклонил голову набок.

– Эта, улыцэ … – засуетился Бзик.

– Нэклюдаво, на станции, – быстро уточнил Мама и несильно кулаком в спинку пассажирского сиденья ударил.

– Окей! Неклюдово, так Неклюдово. – Водитель промурлыкал: «Где же ты, моя Сулико?», отстукивая мелодию пальцами на руле, и задорно посмотрел на Бзика.

– Радзио луче включай, – хмуро огрызнулся тот.

– В Киров едзэм, – Мама исподлобья снова на толстую водительскую шею посмотрел.

– А чего ж в городе не сели? – водитель мотнул головой в сторону всё дальше назад убегающего Нижнего Новгорода.

– Родствэнык тут у нас. Увидзэмса и на поэзд, – неспешно прозвучал убедительный баритон Мамы.

– Э… – обернулся к нему удивлённый Бзик.

– Парень, тише дыши, – Мама продолжить ему не дал.

В Неклюдово на электричку пересели, доехали до «Моховых гор» и после еще пешком до улицы Гастелло шли. Когда на месте были, стемнело уже. Фонарей почти не было. Слева парк, справа – частные дома.

– Что за концерт, Мама? – возмущался по дороге Бзик. – Мы только на велосипеде не ехали!

– Надо будет – поедем! И на велосипеде, и на хромом ишаке. У нас дело не на один лимон было. А теперь борода какая, смотри!

– Зачем вообще мы с этим фрайером связались?

– Уважаемые люди за него просили, – Мама искал нужную улицу по табличкам с названиями.

– А сами эти люди что?

– Эти люди меня грели, когда я лямку тянул и тебя прятали, когда ты винта давал.

– Что, дядя Анзор?

– Анзор тоже, – Мама в темноте высматривал номера домов.

– Э, откуда дядя Анзор это фуфло знает? – Бзик поднял руки к голове и тряс ими у лица, растопырив пальцы.

– У Анзора он деньги брал, тут какой-то завод строить.

– Дядя Анзор в Самаре ведь!

– Э, парень, что ты хочешь? – Мама хлопнул Бзика ладонью по плечу. – Он тут у Шалико просил, но Шалико закрыли. А? Что любопытный такой?

– Нет…

– Фонарь проверь. Мне его дай. Где месарь твой?

Бзик отдал Маме карманный фонарь и ловким движением раскрыл нож-бабочку, с достоинством на Маму посмотрел и таким же движением сложил нож. Показалась луна и по улице забегали тени.

– Больше ты ничему в академии за столько лет не научился?

– Мама, что ты зубы сушишь, а? Я тебе что, баран, что ли? Ты мне кто, папа?! – Бзик негодовал и щурил один глаз.

– Деньги не возьмём – соседями по яме будем. – Мама закурил.

– Где дом этот уже?

– Бзик, нет, ты не баран! Ты – слепой баран! – Мама сквозь беззвучный смех выпускал струйки дыма. – Мы третий раз к нему подходим.

– Деловой ты, Мама! И что?

– Можно. Идём. Шухер какой – через задний двор валим. По-одному. Послезавтра в Шуе встретимся, у колокольни. Ты меня понял, парень?

– Понял, понял. Не биномньютона.

– Что? Ты оборзел, я смотрю! Что это за феня?

– М… – Бзик растерялся, глаза его забегали. – Э, ладно, Мама, проехали.

– Я тебе покажу, у кого бидон не дома!

Мама бросил окурок в лужу, посмотрел на Бзика и палец к губам приложил. Бзик кивнул, они быстро перешли дорогу и около глухого забора остановились. Мама слегка надавил на калитку, и она тихо отворилась. Мама недовольно покачал головой. Бзик поднял плечи и повернул ладони кверху. Мама дотронулся до уха и крест руками показал. Бзик открыл рот и закивал. Крыльцо под ними тоже только один раз срипнуло. Свет в доме не горел. Они прижались спинами к стене дома и Мама аккуратно ручку двери на себя потянул. Дверь плавно приоткрылась, и они проскользнули внутрь.

– Свет не включайте! – послышался голос из комнаты рядом со входом.

Мама, хотя и ждал услышать голос, вздрогнул и напрягся. Бзику кивнул: «На месте!»

Мама выглянул из-за косяка. Комната проходная была – в правом дальнем углу зиял чёрный дверной проём. Узкой стороной к двери стоял прямоугольный стол. В темноте было не разобрать, но похожий на кухонный. По другую сторону стола сидел человек. Яркий лунный свет падал из окна позади и очерчивал чёрный силуэт, делая лицо неразличимым. Зато на светлой столешнице отчётливо выделялся револьвер.

– Да он дурак совсем! – Мама вошёл в комнату. – Фонарь, стол, игрушку не трогай.

– Понял! – Бзик вошёл следом и встал чуть позади Мамы.

– Что вы там говорите? – в голосе человека за столом слышалась нервозность.

– Винаградын сколька в грозды? – спросил у человека Мама.

– Что-что? – переспросил тот и подался вперёд.

Мама включил фонарь и луч ударил в глаза сидевшему. Тот вскинул руку и в тот же миг Бзик резко пнул торец столешницы. Стол прыгнул на сидящего, ударил его в грудь и опрокинул вместе со стулом. Не упрись человек спиной в подоконник, неминуемо упал бы навзничь. Зажатый столом, на который с противоположной стороны давил ногой Бзик, человек судорожно глотал воздух и всё пытался дотянуться до револьвера. Но удар был такой силы, что оружие почти не сдвинулось с