Своенравная красавица - Сильвия Торп

— Дитя мое, — произнес он ласково, — тебе бы надо поспать. Ты чуть не падаешь.

Черити покачала головой:

— Потом отдохну. Мистер Халлетт, вы сказали вчера вечером, что рана Даррелла заживает. Вы говорили правду или просто хотели утешить его жену?

— Я говорил правду, — ответил он спокойно. — Даррелл получил колотую рану шпагой в бедро, но это не опасно, скорее просто крайне неприятно. Не сомневаюсь, что он снова будет на ногах к моему возвращению в Оксфорд.

— Вы скоро собираетесь туда?

— Как только выполню задание, которое он поручил мне. — Халлетт помолчал, слегка нахмурившись, потом отрывисто добавил: — В оксфордских колледжах плавят тарелки, чтобы обеспечить деньгами дело короля, и многие граждане следуют их примеру. Сэр Даррелл приказал мне проследить за тем, чтобы с конингтонским серебром поступили подобным же образом.

— Сэр Даррелл? — повторила Черити, но тут же спохватилась, сообразив, что теперь Даррелл носит титул отца. Затем до нее дошел полный смысл слов Халлетта, и она недоверчиво спросила: — Расплавить всю эту великолепную серебряную посуду?

Халлетт кивнул:

— Его величество отчаянно нуждается в деньгах. Круглоголовые распоряжаются всем богатством Лондона и других больших городов. Но хотя сторонники короля оказывают ему щедрую поддержку, их основное состояние — земля, а ее нельзя быстро реализовать.

— А что другие города, сэр? — спросила Черити после короткой паузы. — До нас доходит так много слухов.

Халлетт вздохнул:

— Кроме Лондона и Плимута, круглоголовые удерживают Гулль, Бристоль и Глостер — все важные порты. Флот также на стороне парламента, так что какая бы помощь ни поступила к нам из-за моря, она должна пробиться через блокаду вражеских кораблей.

— Но ведь у короля много сторонников, разве не так? — спросила пораженная Черити.

— Да, много, особенно на севере и западе Англии и в Уэльсе, но проклятых бунтовщиков тоже немало. Борьба будет длительной и тяжелой, мисс Черити, сомневаться не приходится. Эджхилл — это всего лишь начало.

— Пять тысяч убитых! — прошептала Черити. — Сэр, кто еще погиб, кроме сэра Даррелла?

— Пятеро из Конингтонского прихода, о чем мне известно точно, и столько же было тяжелораненых, — с трудом выговорил он. — Боюсь, я стану вестником скорби и в других домах…

— Как вы добрались до короля, мистер Халлетт? Мы думали, что вы в Сомерсете, с лордом Хартфордом.

— Почему же, мы там и были. Но круглоголовые послали против нас графа Бедфорда, а у него семь тысяч человек против наших полутора тысяч. Мы отступили к Майнхеду, оттуда сэр Ральф Хоптон поскакал в Корнуолл, и с ним сто шестьдесят всадников, а милорд Хартфорд морем отправился в Южный Уэльс с пехотой и оружием, и мы тоже. Это было в конце сентября. После этого мы прошли маршем, чтобы соединиться с основной королевской армией, вот и оказались, на свое несчастье, в Эджхилле.

Они оба умолкли, с горечью вспоминая смелых, горделивых людей, собравшихся возле этого дома всего два месяца назад. Черити сидела у стола, положив голову на скрещенные руки, а Николас стоял, глядя на нее сверху вниз. Ее самообладание казалось неестественным в столь юном существе. Если бы Халлетт не знал ее так хорошо, то подумал бы, что она бессердечная, но ему с давних пор было известно о ее безграничной преданности Конингтонам. Черити Шенфилд обладала силой, не соответствующей ее возрасту. Она могла склонить голову перед горем и несчастьем, но ее нельзя было сломить. Даррелл, посылая его с горестным известием к своей слабенькой, овдовевшей матери и беременной жене, произнес: «Слава богу, что Черити там с ними!» Наблюдая за ней сейчас, Николас вполне разделял чувство, подсказавшее эти слова. Он вынул запечатанное письмо из нагрудного кармана и положил перед ней на стол. Черити вопросительно посмотрела на него, и мужчина просто сказал:

— Сэр Даррелл просил меня передать его вам.

Черити взяла письмо и поднялась. Свободной рукой потерла глаза, вдруг снова став маленькой.

— Спасибо, — сказала она тихо. — Простите меня, я так устала. Мне нужно немножко отдохнуть. Но вы скажете мне, да, если я понадоблюсь?

Николас уверил ее, что именно так он и сделает, и Черити пошла к себе в спальню. Письмо от Даррелла, хоть и короткое, красноречиво показало, как он ее любит и верит в нее. Даррелл просил Черити успокоить и утешить его мать и Элисон, так как для себя он не видел ничего похожего на скорое возвращение в Конингтон. Она дважды перечитала письмо и легла спать, положив его под подушку.

Николас Халлетт провел в Конингтоне ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы выполнить задачу, возложенную на него Дарреллом, а после его отъезда в доме поселилось странное безразличие. Внешне леди Конингтон немного оправилась от шока, но редко покидала свою комнату и все неохотнее поднималась с постели. Она долго беседовала с Халлеттом перед его отъездом, но все это осталось между ними. Леди Конингтон не протестовала против поспешного сбора всех предметов серебряной утвари, что нашлись в доме. Зато протестовала Элисон, капризно требуя объяснить ей, как они намерены обходиться без этого. Но Черити не проявляла снисходительности к подобным жалобам.

— Будем есть и пить из оловянной посуды, — ответила она коротко. — Сомневаюсь, что вкус от этого станет много хуже.

Осень уступила дорогу зиме, и у трех женщин возникли более серьезные поводы для беспокойства, так как война оказалась угрожающе близко. Маленькая группа всадников, которую сэр Ральф Хоптон привел в Корнуолл в конце сентября, вскоре разрослась под его руководством до армии в несколько тысяч человек. Он занял Лонсестон, и, несмотря на то, что парламентские вооруженные отряды, обосновавшиеся в Девоншире, получили еще подкрепление из Лондона, его кавалерия неоднократно совершала набеги через реку Тамар в Девон. К началу декабря он грозил уже Плимуту, но у кавалерии нет кораблей, и она не может помешать врагу снабжать гарнизон по морю оружием, деньгами и продовольствием. Да и численность маловата для блокады города. Попытка удержать Эксетер также провалилась, и к концу года роялисты вновь были отброшены в Корнуолл.

Холодным безоблачным днем, в самом начале января, Черити сидела у постели леди Конингтон, с тревогой вглядываясь в лицо спящей женщины, такой маленькой и хрупкой на громадной кровати. Ясно было, что леди Конингтон умирает. Она слабела с каждым днем, все больше отдаляясь от окружающих, как будто жизнь ускользала у нее меж пальцев, а она не имела ни сил, ни желания удержать ее. Порой казалось, что она умерла в тот день, когда Николас Халлетт привез в Конингтон сообщение о битве при Эджхилле.

Черити чисто физически ощущала, как печаль и страх наваливаются на нее, давят своей тяжестью. Черити любила сэра Даррелла и его жену безоглядно, словно они были ее родителями, ведь настоящих она не знала, и вот ей предстоит потерять обоих. Даррелл был далеко, а Элисон с каждым днем все больше зависела от нее. Борьба, разгоревшаяся вокруг Плимута, в любое время могла вспыхнуть снова, и хотя Конингтон пока оставался в стороне, до них доходили слухи, что какие-то поместья подверглись нападению и были разграблены. Черити, пытаясь трезво оценить будущее, не видела другой хозяйки Конингтона, кроме Элисон, и была близка к панике. Она сознавала свою неопытность и полную неподготовленность к той ответственности, которая, как она понимала, вскоре должна лечь на нее.