Внутренняя красота - Маргерит Кэй

Его рука все еще лежала на ее затылке. От прикосновения тело Кресси начало покалывать. Она остро реагировала на него, чувствовала его близость, что смущало ее.

— Джованни, вам лучше не утверждать, будто я несчастна.

Художник пропустил ее слова мимо ушей.

— Я хочу, чтобы вы сегодня надели что-то другое, когда будете позировать. Что-нибудь декольтированное. Нравится это вам или нет, но вы не мужчина, а женщина. Таковой я и желаю написать вас. Под ужасной одеждой, которая вам нравится, вы скрываете что-то еще, — он провел пальцами по ее шее и легко коснулся груди.

Кресси затаила дыхание, ощутив прикосновение, от которого напрягся сосок. Не отдавая себе отчета в том, что делает, она шагнула к нему. Ей хотелось, чтобы он поласкал ей грудь, страстно и безрассудно хотелось, чтобы он утолил это ее жгучее желание, не дававшее покоя уже много дней. Она догадывалась, что это не имеет ни малейшего отношения к эстетике. Она очутилась во власти стихийного чисто плотского желания.

— Изгибы, — сказал Джованни, и его рука, как она и ожидала, застыла на ее груди. — У вас самые очаровательные изгибы. Знаете, именно это английский художник Хогарт назвал «линией красоты». — Его пальцы скользнули дальше, коснулись нижней части груди, впадины на талии и двинулись к изгибу ягодиц. Вдруг он привлек ее к себе. — Кресси, эта линия у вас самая изящная.

Его глаза потемнели. Она трепетала и на этот раз ничуть не сомневалась: он поцелует ее. Кресси поднялась на цыпочки и в предвкушении запрокинула голову.

Темнота, кружившаяся опасная темнота окутала ее, когда их уста встретились. Он целовал без нежности, но страстно. Неистовый голодный поцелуй, отчего у нее начался жар, головокружение, обострились все желания. Пальцы Джованни впились в ее ягодицы, он привлек ее к себе, прижался крепкими бедрами, его язык оказался у нее во pry. По ее телу прокатилась жаркая волна. Кресси прильнула к нему, не отпуская его губ, чтобы лучше ощутить на вкус. Она невольно потеряла осторожность, целовала его с такой же страстью, как он ее. Оба напоминали диких собак, которых держали на поводке и вдруг отпустили на волю. Они дали волю затаенным страстям. Теперь она уже не верила, что копившиеся страсти вообще когда-либо сдерживались, чувствовала, как твердое мужское достоинство уперлось ей в живот. Ей не казалось это смешным, она не думала о прошлом, когда с интересом ученого разглядывала Джайлса. То, что она желала от Джованни, оказалось безудержным, ничем неограниченным и низменным. Кресси расслышала свой хриплый стон, когда рука Джованни отпустила ее ягодицы, затем сдавленный вздох, когда он взял ее грудь, ласкал сосок, пока тот не напрягся. Он еще крепче впился в губы Кресси, прижал ее к столу, затем усадил на него. Она вцепилась в него, раздвинула ноги, устраняя все преграды на его пути. Ее раздражали тяжелые объемные складки платья, хотелось оказаться еще ближе к нему. Кресси дрожала, вспотела от страсти и потянулась к толстому напрягшемуся мужскому достоинству.

Джованни простонал, когда пальцы Кресси начали гладить его стержень, томившийся за шерстяной материей брюк. Он что-то пробормотал на итальянском языке, склонился над ней и придавил к столу. Она почувствовала запах льняного масла, шедший со стороны палитры. Что-то с грохотом свалилось на пол. На этот раз Джованни крепко выругался, отпустил Кресси столь внезапно, что она опустилась на стол и стукнулась о сосуд, в котором находились кисти.

Шум отрезвил их. Кресси слезла со стола, поправила юбки и залилась краской.

— Мне пора идти, — пробормотала она.

Джованни хотел удержать ее, но она высвободилась и выбежала, шурша муслином.

Джованни выдвинул стул и тяжело опустился на него. Inferno![17]Он дал волю рукам.

Что в ней такого? Кресси была неуверенна и оберегала себя, более того, несносна, слишком упряма и раздражала его. Однако она возбуждала его так, как это не умела никакая другая женщина.

Уже много лет он без всяких усилий отделывался целомудренным холодным поцелуем. Как Кресси удалось заставить его пренебречь запретом, который он наложил на себя? Ему не следовало целовать ее. Вообще не следовало касаться ее. Но когда Джованни прикоснулся к ней, его охватил огонь, угрожавший пожрать все тело, точно пересохший лес. Инстинкт не подвел. Замкнутость, которую она демонстрировала перед всеми, скрывала тлевшую страсть. Он вспоминал реакцию Кресси, когда ее губы впились в его уста, когда она гладила его, — о боже, он возбудился до предела.

Еще мгновение — и они бы…

— Нет! — Его сила в безбрачии, это краеугольный камень успеха. Джованни путал желание написать Кресси со стремлением овладеть ею физически. Это эхо, пережиток прошлого, когда искусство и эротика были столь тесно переплетены. Джованни так страстно желал Кресси потому, что его охватило безудержное желание написать ее. Однако он хотел написать ту Кресси, которая целовала его. Написать с той же страстью, какую она пробудила в нем. Написать для себя и найти в своем искусстве место для ее ягодиц. Вот чего он жарко желал.

Джованни вскочил, начал собирать палитру, кисти, мастихины. Надо закончить первый портрет, не подвергая себя дальнейшему риску. Следует отвлечься от всего и выполнить портрет леди Крессиды с такой же профессиональной тщательностью, как любой другой заказ. Ужасный вчерашний рисунок Кресси лежал на столе перед ним. Почти убежденный в том, что он разобрался в своем нелепом промахе, Джованни сложил рисунок и засунул его в карман брюк.

Показалось солнце, и Кресси решила прогуляться вместе с братьями по парку имения. Белла снова испытывала недомогание, и Джейни пришлось дежурить у ее постели. Кресси обрадовалась, что нашла повод не позировать Джованни. Ей требовалось время, чтобы подумать.

Трава еще не просохла, на деревьях начали появляться почки, небо прояснилось. Фредди и Джордж устроились на берегу небольшой речушки и всматривались в заросшую травой воду, ища головастиков. Старшие братья убежали в лес и увлеклись игрой собственного изобретения. Полы платья Кресси испачкались, волосы спутались, она вышла без шляпки, лелея тщетную надежду, что легкий ветерок поможет разобраться в противоречивых мыслях. Усевшись на межевую каменную ограду, она наблюдала за близнецами. Кресси подумала, что с ними ничего не случится, пока она слышит, как они перекрикиваются.

Видно, сегодня утром она в галерее лишилась ума. Как это произошло? Она даже не могла вспомнить, кто из них сделал первый шаг, лишь чувствовала, что сопротивляться этому не хватило сил. Ей, женщине математического и логического склада ума, подобные слова даже в голову не могли прийти. Не говоря уже о том, чтобы побудить к действию. Живи она тысячу лет, не могла бы поверить, что способна вести себя столь безрассудно. Никогда раньше она не теряла власть над собой. Близость с Джайлсом оказалась заранее обдуманным шагом. Джованни она поцеловала, поддавшись велению страсти.

Сама во всем виновата. В том, что вообразила невероятную ситуацию с обнаженным Джованни, в одной тунике и с копьем в руке. В том, как часто задумывалась о его совершенном лице, чистых идеальных линиях тела. В том, что мнимый анализ и эстетическая оценка незаметно переросли в вожделение. Низменную животную похоть. По правде говоря, ей следовало стыдиться себя.