Единственная для принца. Книга 3 - Анна Агатова

В галерею вошёл также неспешно. Вальяжно переходил от картины к картине, всей душой желая одним рывком оказаться у той, что висела в дальнем углу - у самой длинной, которой можно было бы застелить длинный коридор. Но не успел и до середины добраться, как в галерее появилась маркиза Инвиато со своим привычно робким видом.

- Добрый день, господин посол, - тихо, почти не разборчиво пробормотала она и присела в вежливом книксене, пряча робкий взгляд.

- Добрый, госпожа Инвиато! Вы тоже любите искусство? - улыбнулся в ответ.

Всё так же неспешно подошёл, положил руку девушки к себе на сгиб локтя и направился прогулочным шагом к той самой заветной, самой длинной, картине.

Она зашептала едва слышно, почти не размыкая губ, и глядя не на него, а картины на стенах:

- О каком поединке, князь, вы спрашивали?

Пришлось шипеть в ответ то, о чем проговорился второй принц и что вот уже несколько дней не давало покоя.

- Я не знаю ничего про поединки, князь, - напряженно слушавшая его Перла меж тем держала правильное направление к дальнему углу галереи, - но постараюсь узнать. А сейчас скажите - вы хотите искать нишу сейчас?

Зиад не сдержал нервного:

- Я хочу хоть какую-то весточку оставить. Приготовил записку.

- Не стоит, - веско уронила Перла, замирая у левого края самой длинной картины и всматриваясь в лица изображенных чад самого многодетного в истории Оландезии короля, а носком туфельки прощупывая стену под драпировками в поисках ниши. - Уж лучше обронить платок с личной монограммой.

Зиад представил, как одинокий кусочек шёлка будет ярко белеть под картиной, отмечая место наибольшего их интереса и только качнул головой - нет. Но спасительная мысль мелькнула и тут же нашла воплощение - он стал настойчиво дёргать пуговицу на рукаве: его семейный герб будет для Рады так же информативен, как и его короткая записка, а вот у стражников подозрения вызовет куда меньше.

Да только пуговица не отрывалась.

Но господин посол дёргал снова и снова, с неистовой настойчивостью тем более сильной, чем меньше времени оставалось.

В коридоре, ведущем к галерее, послышались шаги. Да не одного человека, а явно целого отряда. Перла шепнула:

- Здесь! - и чуть поддала туфелькой драпировку, свисавшую из-под картины. - Запомните, князь, под которым из этих милых деток...

Зиад кивнул, отсчитывая восьмого слева и дёргая пуговицу с удвоенными усилиями - шаги отряда всё приближались...

Дамиан спешил коридорами дворца - он опаздывал. Принцесса Тойво была очень точна в этом вопросе и никогда не опаздывала, проверяя рано утром уговоренные места в королевском дворце Оландезии.

Не прошло и трёх дней, как отбыл её муж, а она уже взялась за дело. С самим послом Зиадом Марун договаривались начать проверку не раньше седьмого дня после его отбытия. И то на всякий случай.

То, что его долго помучают на пути к дворцу короля Юзеппи, названного при рождении Карху, ни у кого не вызывало сомнений - ни разу ещё никто меньше десяти дней не тратил на такое путешествие. Даже самые желанные купцы из Бенестарии, которые везли редкие шелка для богатых дам или столь же редкие специи для кухни самого короля, проходили этот маршрут за восемь дней.

Принцесса, слушая эти аргументы, молчала и только смотрела исподлобья в свойственной ей манере - с совершенно каменным выражением. И будто не слышала всех этих слов, каждое утро настойчиво открывала маленькую дверку в королевский дворец Оландезии, в те несколько мест, о которых договаривалась с Зиадом.

Она так и не вернулась в общежитие Академии, оставшись в гостевых покоях дворца. Решение это было не её. И правильнее было бы сказать: ей не разрешили уехать. Лично королева настояла на этом.

Сама девушка много раз просила вернуть её в Академию. Не говорила почему, но было понятно - там она была короткое, очень короткое время счастлива, любима, нужна, необходима. Кроме того, там было безопаснее - на этом настаивала Тэкера Тошайовна, которая считала принцессу Тойво младшей родственницей, требующей опеки, и потому беспокоилась о её личной безопасности.

Насколько эти утверждения госпожи ректора было верным, принц Дамиан не стал бы спорить. Он, естественно, считал дворец более защищённым. Даже несмотря на неоспоримый аргумент о том, что покушениям на принца Льва защита дворца противостояла не так уж хорошо, родной дом ему казался более надёжным пристанищем для беглой принцессы.

Однако решающим стало то единственное соображение, в котором сошлись и принцесса Тойво, и королевская семья Бенестарии, и все советники: отправить девушку в Академию сейчас значило не иметь связи с Оландезией. И неважно, что её, связи этой, ещё не было и ждать её явно было рано.

Принцесса с каждым днём становилась всё более замкнутой - ни с кем не разговаривала, всё время о чём-то думала и хмурилась, погрузившись в себя. На занятия ходила редко, порталом, который ей открывал придворный маг, да и то не каждый день, а возвращалась сама.

Всё остальное время находилась у себя в покоях. Агенты, дежурившие у неё при открытии дверок в королевский дворец Оландезии, иногда заглядывали к ней и днём, чтобы узнать нет ли новостей. Они-то и докладывали, чем была занята принцесса Тойво. У неё было одно дело: смотреть на стену, где должна была появиться дверца...

Сам Дамиан старался не обращать внимания на эти доклады агентов. Но с каждым днём нервозность нарастала. И не только у него.

Казалось, что во всём дворце звенит всё заметнее какая-то незримая тревожная струна. И агенты безопасности двигались, казалось, резче, и количество людей при проверке связи в комнате принцессы Тойво становилось всё больше, и даже Зорий, казалось, улыбался не так широко.

Казалось…

Скорее всего, это просто казалось.

Вот как сейчас - он и не заметил, когда и почему ускорил шаг, стал спешить. Почему? Чего он ждал? Что его тревожило и заставляло спешить?

Уж столько раз на его глазах принцесса Тойво присаживалась у стены, чертила чуть подрагивающими пальцами контур дверцы - маленький прямоугольник. Такой, чтобы прошла только её рука. Чертила от самого пола, чтобы не заглядывать, а только прощупать нет ли письма или хоть небольшой записки.

Сколько уже раз все замирали и даже старались дышать через раз, чтобы лишним шумом не привлечь чьего-нибудь внимания там, за дверцей - на кухне, в комнате прислуги, в коридоре на нижнем этаже дворца, в картинной галерее, в казарме, где была общая женская комната, на конюшне.

Каждый день Тойво чертила пять раз прямоугольник, пять раз ощупывала пол с той стороны, заглядывала, низко пригибаясь. И каждый раз, когда последняя дверца исчезала, в изнеможении опиралась на стену лбом. Она замирала так, лицом к стене, с обессиленно опущенными плечами. И все без слов понимали: весточки нет. Все тихо, молча расходились. А Тойво стояла ещё какое-то время на коленях, упиралась лбом в стену. Молчала. Затем с трудом вставала. Поворачивалась к тем, кто ещё оставался в комнате, а это чаще всего были Зорий и Дамиан, и молча разводила руками.