Клинки надежды - Алексей Волков

Радену удалось отпихнуть ближайшего горожанина прикладом, перехватить винтовку наперевес, а в следующий миг откуда-то со стороны на барона бросился тот самый лавочник в поддевке. Его хищно изогнутые пальцы норовили вцепиться в офицера, и было не понять – в горло или в глаза. Хорошо хоть, что перед выходом ротмистр присоединил к драгунке штык. Выпад дополнился броском лавочника навстречу, и четырехгранное лезвие пробило нападавшего насквозь. Однако уже нанизанный на штык, словно бабочка на булавку, лавочник все продолжал тянуться к барону своими пальцами.

Раден невольно пятился, налегал на винтовку, норовя отодвинуть противника, а лучше – сбросить его со штыка. На беду, четырехгранный засел в теле плотно, застрял между ребер. Лавочник все напирал, и складывалось такое впечатление, будто он готов был всадить штык в себя еще глубже, только бы дотянуться до врага. Но глубже было некуда…

Рядом сопели, рычали, кхекали другие солдаты и местные, и некому было прийти на помощь барону.

До тех пор, пока откуда-то сбоку не подскочил Сухтелен и в упор разрядил в голову лавочника барабан нагана…

– Орловский!

Голос Шнайдера прорезался над привычным гулом толпы, невольно напомнил то время, когда порою вот так же окликал в университетских коридорах.

Давно это было. Шумное веселье, бесконечные споры, два юноши в студенческих тужурках, далеко не всегда посещающие лекции… Прогуливать – не самое страшное. Все равно Яшка из категории вечных студентов постепенно перешел в профессиональные революционеры, а Орловский поменял задиристое вольнодумство на четкие догмы военного человека.

Толпа невольно расступалась перед Яшкой, все таким же худощавым, иссушенным, разве что одетым не в студенческую форму, а в кожаную куртку, галифе и хромовые сапоги.

– Слушаю. – Невзирая на размолвку, просто так взять и послать старого приятеля не поворачивался язык.

Да и как ни крути, представитель власти. О легитимности спорить не будем. Став старше и опытнее, Орловский считал законной лишь власть, передающуюся по наследству. Она хоть от Бога…

– Давай отойдем… – Яшка чуть ли не вцепился в рукав, повлек прочь из собравшейся толпы.

Перед тем как пойти, Орловский убедился, что отправление отряда задерживается еще на некоторое время.

– Ну ты и зверь! Напал на меня на совещании так, будто я действительно виноват в случившемся! – Шнайдер откровенно посмеивался. Лишь глаза при этом оставались холодными как лед.

– А что прикажешь думать, когда Янис произносит пароль, известный лишь нам двоим? – уже без упрека спросил Георгий.

Если подумать, в жизни случается и не такое. Можно думать о Яшке всякое, однако вряд ли он будет гадить самому себе. В его положении входить в сговор с заезжей бандой нет никакого смысла. Проще создать свою собственную. Чтобы хоть не делить власть с уже существующим атаманом.

Да и просить удержать дворец лишь для того, чтобы избавиться от заподозренного приятеля… Абсурдно, ибо слишком сложно.

– Признаю, погорячился, – после краткого раздумья признался Орловский.

– Вот. Ты горячишься, а мне отдуваться. – Яшка старательно изобразил возмущение.

– Ангел нашелся, – не сдержавшись, хмыкнул Георгий. – Хочешь сказать, что безгрешен?

Но напоминать про интриги не стал. Захочет, вспомнит сам. Нет – будет с пеной у рта доказывать, что хотел как лучше. А уж что в итоге вышло…

– Ты тоже хорош! – Намек был проигнорирован. – Выслужился он. Скромняга!

Шнайдер кивнул на золотые погоны, где три звезды помещались среди двух просветов.

Ордена Орловский давно снял. Оставил лишь солдатские «Георгии» еще за японскую, да на шашке висели оба темляка, Анненский и Георгиевский.

– Я, между прочим, чины кровью заработал. По тылам не отсиживался и в штабах штаны не протирал.

– Ладно. Давай мириться. Как говорится, кто старое помянет… – произнес Яшка.

– Мы вроде и не ссорились. – Орловский пожал протянутую руку.

Конечно, Шнайдер был врагом. Его мир и мир Орловского ужиться вместе не могли. Но стоит ли конфликтовать в открытую? Тем более сейчас, когда от миров этих один пшик…

– А насчет всяких условий – инициатор не я. Это все Трофим. Он воду старательно мутит, – сказал Шнайдер.

Орловский чувствовал, что бывший приятель тоже имеет камень за пазухой, скорее всего – не один.

Тут откуда-то появился Курицын. Увидел, с кем разговаривает Георгий, и скромно остановился в сторонке.

– Извини, Яков. Скоро объявят посадку, а мне еще столько проверить надо.

– Между прочим, тобой очень интересовалась Вера. Передавала привет. Надеется на встречу. – Яшка подмигнул. Мол, ты и хват.

– Передавай и ей. – Привет ни к чему не обязывает. А встреча… Нужна ли она?

Яков прощально махнул рукой и решительно ввернулся в толпу.

– Что у тебя, Иван Захарович? – Курицын для Орловского был важнее всех граждан правительства вместе взятых.

Бородач замялся. Ему было неловко докучать просьбой, да, видно, иначе поступить не мог.

– Тут такое дело, ваше высокоблагородие, – как-то официально выдохнул соратник по последним странствиям. – Вдова Степана очень просила подсобить. Там делов-то на день. Ну и…

После освобождения Смоленска бородач так и остался при Орловском. Это получилось у него естественно, словно иначе быть не могло.

– Какие проблемы, Иван Захарович? Надо так надо. В списки ты не занесен. Да и дома, небось, ждут.

– Ну, нет, Егорий Юрьевич. Вместях вмешались в энто дело, вместях и до конца пойдем, – убежденно произнес солдат. – Да я токмо подмогну, а завтра ужо к вам.

– Договорились. – Улыбка Орловского была открытой. – Завтра жду. А пока считай себя в увольнительной.

Короткий гудок паровоза напомнил о скором отправлении.

– Ну, будь, Иван Захарович!

– Вам тоже счастливо, ваше высокоблагородие. Чтоб, значица, все было спокойно.

– А вот этого обещать не могу. Не от меня зависит.

– Господин подполковник! – послышался голос Петрова, и Орловский коротко отозвался:

– Иду.

В кабинете Яшку уже дожидались Либченко и Бородавкин. Новый начальник школы удобно устроился в гостевом кресле и коротал время, полируя холеные ногти. Бородавкин вел себя проще: уселся прямо на подоконник у раскрытого по случаю хорошей погоды окна и одну за другой смолил хозяйские папиросы.

– Скучаете? – осведомился Шнайдер, поглядывая на соратников с изрядной долей насмешки.

– Бездельники пусть скучают. Мне, к примеру, некогда, – подал голос Либченко и вновь вернулся к прерванному занятию.