Смятение - Элизабет Говард

– Или, помнишь, ты говорила, – напомнила Полли, – что кондукторы в автобусах получают по два фунта и десять шиллингов в неделю, и, пока война будет идти, как сейчас, на эту работу, наверное, станут брать женщин.

– И еще Полли говорит, что хочет на вечеринки ходить, потому как нечасто-то нам удается с тех пор, как мы были детьми.

– Ну, ты тоже на них ходить хотела.

– Только затем, чтобы узнавать людей с большим разнообразием в образе жизни.

Впоследствии она подумала, что Арчи был очень хорошим слушателем. Он никогда не перебивал, ни от чего пренебрежительно не отмахивался. Он дал им высказать все свои «за» насчет каждой высказанной идеи, заметив: «Вы мне поведали только о «за», возможно, потому, что никаких «против» вы не уловили».

Итак, через все это они прошли. Согласились, что дома оставаться не хотят, но учить французский было бы благом, где бы они ни находились. Согласились, что, возможно, было бы полезно научиться готовить, только это не просто готовка, а еще и научиться выбирать прислугу и гладить жутко сложную одежду, какой у них никогда не будет. «Во всяком случае, Полли и впрямь понадобится прислуга в доме, когда он у нее появится, а я, может, легко стану социалисткой, потому как те больше следят за тем, чтобы быть справедливыми к людям, и мы всегда можем есть из мисок или делать сэндвичи, которые обе обожаем». Ни одна из них не видела особенного «за» в школе домоводства. Когда пришел черед стенографии и машинописи, позиции их оказались слабее. Арчи обратил внимание, что, когда их призовут, наличие какого-либо подобного умения почти наверняка обеспечит им лучшую возможность для интересной работы. «Хотя, – сказала она тогда, – не думаю, что женщинам позволяют заниматься чем-то по-настоящему интересным. Им позволено быть убитыми на войне, но никак не самим убивать в ответ. Вот вам еще одна несправедливость».

– Вы превосходно знаете, Клэри, что питали бы полнейшее отвращение к убийству кого бы то ни было.

– Не в том суть. Суть в том, что, будь у женщин равная ответственность во всем, что касается войн, так их у нас и не было бы. Такова моя точка зрения.

– Она наполовину хочет быть пацифисткой, как Кристофер, и в чем-то я с этим согласна, – сказала Полли. – Только она еще хочет уметь летать на аэропланах и командовать подводной лодкой, что, вы должны признать, Арчи, не очень логично.

– Все равно, я, по-моему, понимаю, что она имеет в виду, – ответил Арчи.

Клэри зарделась: самый понимающий человек, какого она когда-либо встречала. И сказала:

– Желания могут быть непредвиденными. – Она попыталась неприметно облизнуть губы, но увидела, что оба собеседника следили за ней. – Разве не чудно, как «Гранд Марнье» оказывается снаружи бокала? Удивительно, что внутри еще хоть что-то осталось».

Арчи сказал, что, оставляя в стороне их пожелания, какой должна быть жизнь, им придется осознать, что она такое, и, по-видимому, учитывая статус-кво, они могли бы счесть курс на секретарство полезным. Идея университета была отклонена.

– Мы даже на школьный аттестат не сдали, – сказала Клэри, – и у меня такое ощущение, что многие годы мы учились всему не тому, чтобы одолеть это.

– Да просто эта несчастная мисс Миллимент хотела от нас того, чего ей самой хотелось, – сказала Полли. – Она куда башковитей нас. Учила нас всякому, – добавила она, – большая часть чего не годилась для сдачи экзаменов.

– А куда мы сейчас идем? – спросила Клэри, когда они, выйдя из ресторана, пошагали по темной узкой улице.

– Домой, я полагал. У вас есть какие-то другие идеи?

– Я немножко… всего чуточку… надеялась, может, мы сходим в ночной клуб.

– Боюсь, сегодня не сходим. Видите ли, я не состою в таком. Но если вам уж очень хочется, то я вступлю в какой-нибудь и попозже свожу вас.

– Я вовсе не рвусь туда. Только вот Луиза все говорит и говорит про это, была там всего один раз после «Последних радостей». В любом случае, полагаю, нельзя приводить в клуб двух женщин.

– Почему? Я бы счел, что так было бы вдвое забавнее.

– Это было бы неловко для той, с кем вы не танцевали бы, – заметила Полли. – Ее могли бы похитить.

– И это была бы я, – тут же сказала Клэри. – Я танцор никудышный. Если честно, смысла в этом не вижу.

«Мы не пошли в ночной клуб, – написала она в своем дневнике. – И к лучшему, если честно, ведь о них идет слава как о местах крайне скучных – там лишь тем очень хорошо, кому нужно крепко напиться и влюбиться».

Некоторое время она смотрела на написанное, соображая, чем каждое из этого явилось бы на деле. Ей казалось, что чем-то из этого или тем и другим сразу можно бы заниматься где угодно, для этого незачем ходить в ночной клуб, значит, должно быть в этих НК еще что-то, о чем не говорилось. Ой, ладно. Видно, все это, и клуб тоже, составляет настоящий общий тайный сговор, постичь который, похоже, не в силах ни она, ни Полли, а может, и не постигнут до тех пор, пока не обретут этот самый таинственный опыт, о каком никогда не говорят, разве что друг с другом. Не может ли это быть попросту связано (как они однажды подумали) с возрастом: им обеим по семнадцать лет, и если это не взрослость, то, скажите на милость, что?

Квартира Арчи [писала она] очень мила. Мы провели в ней ночь. Он радушно уступил нам с Полли свою кровать, а сам спал в общей комнате на кушетке, которая была ему не по росту (бедный Арчи!), и за завтраком он сказал, что у него шея, как вешалка для пальто. Я поняла, что нам с Полли следовало бы проводить вечера с ним раздельно, тогда одна из нас могла бы устроиться на кушетке, а он мог бы оставаться в своей постели. Но, пусть квартира и весьма мала, все ж это квартира с мебелью, и ему как-то удалось сделать ее милой, такой же, как и он сам. Он показал нам шкаф в коридорчике прихожей, забитый предметами мебели, которые он не переносит. Там такая ужасная стойка для лампы с кораблями при всех парусах, все корабли цвета потемневшего пергамента и кофейных зерен, еще полная коробка китайских кроликов, все бледно-голубые и один другого больше, но в остальном одинаковые, еще ковер весь в том, что Арчи зовет зигзагами пост-Пикассо, крашенными в цвета фруктовых соков, – такого рода вещи. Но Арчи покрыл красными суконными скатертями наихудшие из столов и купил поразительную картину художника по имени Мэтью Смит[15]: поразительны красные и темно-синие краски изображения довольно упитанного спящего человека во сне, – которую повесил над камином, а еще он собственноручно покрасил стены в белый цвет, отчего все смотрится гораздо светлее. В ванной комнате ванна оранжево-желтая с черным, очевидно, когда-то это было модно. По его словам, единственное, что остается, это смеяться над этим, только у него мыло с запахом розовой герани и вода куда горячее, чем у нас дома. На завтрак у нас были тосты с консервированным мясом и чай. Потом Арчи должен был идти на свою работу в Адмиралтейство. Так что мы с Полли вымыли посуду после завтрака, привели все в порядок, а потом пошли по магазинам, по улицам пройтись, пока не пришло время обеда с дядей Хью в его клубе. Опять клубы. Дядин клуб зовется «Въезд-Выезд», потому как перед его главным входом имеются двое ворот для въезда и выезда машин. Хотя прямо сейчас налетов на Лондон нет, город кажется очень пыльным и тягостным. Мы решили отправиться на Пикадилли-серкус и взглянуть, нет ли в «Галери Лафайет» чего-нибудь хорошенького, что нам по карману, Полли купила там свое лимонное платье за пять шиллингов, так что место подходящее. По пути туда мы вроде бы говорили об Арчи, но все как-то очень поверхностно. Например, я сказала, что не пойму, как он что-то в магазинах покупает, если флотским офицерам не разрешается носить пакеты, а Полли сказала, что они, должно быть, переодеваются в гражданскую одежду или поручают своим подружкам делать для них покупки. Я сказала, что, по-моему, у Арчи подружки нет, а Полли сказала, откуда мне знать, это не он мне сказал? Вообще-то он эту тему не затрагивал, но, конечно же, если бы она у него была, то были бы какие-то признаки. Полли мигом спросила, какого рода признаки, а я никаких не смогла придумать, кроме баночек с кремами в ванной. Во всяком случае, сказала я, люди всегда говорят о тех, в кого влюблены, – только взгляни на Луизу, которая без умолку трещит о своем занудном Майкле Хадли, и, насколько нам известно, Арчи, видно, слишком стар для любовных связей. «И вовсе он не слишком стар! – вскинулась Полли. – На самом деле он вообще-то слишком молод для своего возраста».