Прими день грядущий - Сьюзен Виггз

Женевьева подняла взгляд к своим полям, уже освещенным полной луной. Ее мысли постоянно возвращались к этим двум большим, мягко закругленным холмам. В коричневой, напоминающей рубчатый плис, земле было заложено огромное богатство.

Девушка еще долго смотрела на поля. Все это теперь принадлежало ей, и что делать с этим богатством, предстояло решать тоже ей. Медленно, как луна выплывает из-за облаков, на лице Женевьевы появилась улыбка.

– Денег у меня нет, – просто сказала Женевьева.

Дигби Ферт сложил вместе кончики пальцев, строго и внимательно рассматривая необычную гостью из-под бровей, напоминающих седеющие щетки.

– Что вы знаете о том, как выращивают табак, миссис Калпепер?

Женевьева грустно посмотрела на свое розовое кисейное платье, доставшееся ей от Пруденс, так как вся ее одежда уже износилась, и прикусила губу. Решимость девушки оказалась поколеблена, и не впервые. Разумеется, глупо было отправляться в Йорктаун вместе с Лютером Квейдом, глупо было мечтать в одиночку возродить ферму. Но уже через минуту Женевьева распрямила плечи и твердо посмотрела в глаза комиссионеру.[5]

– Мне известно, как он пахнет, когда его курят в таверне. Но я немного интересовалась тем, как возделывать землю, а она на моем участке первоклассная и когда-то давала по два урожая в год.

– Табак очень трудно выращивать. Процесс должен быть непрерывным, и если окажется неправильным хотя бы одно звено, это может означать провал. Каждый шаг в подобной цепи требует искусства, рассудительности и просто везения, миссис Калпепер.

– Я все понимаю, мистер Ферт. Я прочитала трактат мистера Черинга вдоль и поперек.

Собеседник Женевьевы набил трубку, раскурил ее и, хмурясь, смотрел на девушку сквозь кольца серо-голубого дыма.

– Ну почему, миссис Калпепер? – наконец спросил он. – Почему вы хотите создать именно табачную плантацию? Поверьте, это очень ненадежное, порой жестокое дело.

Женевьева в упор посмотрела на комиссионера, затем решительно произнесла:

– Я хочу, чтобы на моей земле что-нибудь росло, мистер Ферт.

Кустистые брови Ферта взлетели вверх, но взгляд из-под них вовсе не казался неприязненным.

– А как вы полагаете осуществить это, миссис Калпепер?

– Если вы сейчас дадите мне заем, я куплю семена, инструмент, лошадь и найму работников, чтобы в январе подготовить грядки для рассады. Потом мне понадобится помощь в апреле, когда нужно будет пересаживать растения на поля, а затем – для сбора урожая.

– Миссис Калпепер, а вы отдаете себе отчет в том, что ваш первый урожай не будет отправлен вниз по реке до следующей весны, что до тех пор вы не получите никакого дохода?

– Я живу без денег вот уже пять месяцев, с момента приезда в Вирджинию.

– Скажите мне, миссис Калпепер…

– Да?

– Почему вы так уверены в успехе?

– Я действительно уверена в успехе, мистер Ферт, потому что я не позволю себе не добиться его.

Комиссионер внимательно посмотрел на девушку: руки сложены на коленях, лицо загорело на солнце, на носу и щеках выступили веснушки, платье слегка выцвело, под ногтями заметна грязь… Он улыбнулся. Очевидно, люди удивятся его решению и подумают, что твердолобый мистер Ферт уже впал в старческое слабоумие, раз проникся доверием и сочувствием к этой молодой вдове, одной в целом свете. Когда Женевьева подняла глаза, Дигби Ферт окончательно решил дать ей деньги.

Он смотрел через стол на миссис Калпепер и понимал, что упорство в ее взгляде – это не просто бравада. Женевьева Калпепер на самом деле добьется успеха. Конечно, по масштабам Вирджинии ее ферма была очень маленькой и незначительной, но даже скромный урожай можно было выгодно продать на тех рынках, которые ему так хорошо известны. Ферт сам так разбогател вовсе не потому, что скупился на милосердие, а потому что сумел стать самым знающим и изворотливым комиссионером в Йорктауне.

Обмакнув перо в чернильницу, он торопливо нацарапал записку и, пододвигая ее через стол Женевьеве, пояснил:

– Отнесите это Норису Виллинхэму. Его контора находится через два дома от конторы Флаудью и Нортона. Он даст вам все, в чем вы нуждаетесь.

Пока Женевьева не вышла на улицу, она не позволила себе поверить, что Дигби Ферт действительно решил помочь ей, но, прочитав записку, поняла, что он оказался более чем щедр. Ее радостный вопль испугал нескольких прохожих, которые, оглянувшись, с удивлением наблюдали, как молодая хорошенькая девушка почти скачет по улице.

Когда Женевьева проходила мимо какого-то склада, прямо ей под ноги оттуда вылетел человек. Через открытую дверь раздался издевательский смех и кто-то проговорил:

– Мы не позволим черномазым делать работу, предназначенную для белых. Отправляйся лучше обратно на поля: именно там место таким, как ты.

Сначала Женевьева подумала, что мужчина пьян, и его из-за скандала выставили со склада. Но посмотрев на кофейного цвета лицо, с ясными карими глазами, она поняла, что он абсолютно трезв.

– Простите, мадам, – сказал негр, поднимаясь с земли.

Женевьева протянула ему изрядно потрепанную шляпу:

– С вами все в порядке?

Мужчина кивнул, надевая головной убор:

– Что там произошло?

Он пожал плечами:

– Просто я попытался наняться на работу.

– Почему же они не взяли вас?

Негр удивленно посмотрел на девушку.

– Разве вы сами не слышали? Я недостоин выполнять работу, предназначенную для белых, – покачав головой, он добавил: – Я ждал свободы целых сорок пять лет. А цена ей, очевидно, та, что моя семья обречена голодать. Уж лучше бы я остался рабом.

Женевьева изучающе посмотрела на мужчину: он был жилистым и изможденным, щеки его ввалились, глубокие морщины безжалостно избороздили лицо.

– Вы не должны так говорить, – быстро возразила она.

– Наверное, не должен, – согласился негр, отряхиваясь от пыли.

Девушка подала ему руку:

– Меня зовут Женевьева Калпепер. Я живу в Дэнсез Медоу, округ Олбимарл.

Слегка ошарашенный, мужчина неловко пожал протянутую руку:

– Джошуа Гринлиф. Я недавно приехал с плантации Гринлиф, что в округе Короля и Королевы. Мой хозяин освободил меня по доброй воле. В то время я думал, что он делает мне благо, но…

– Что вы знаете о выращивании табака, мистер Гринлиф? – неожиданно спросила Женевьева.

– Все, чему научился за большую часть своей жизни.