Судьбы фантазия шальная - Ирина (Игёша) Савина (Сменова)

Ирина и осознание этого уже не мешало ему дышать, как это было в начале.

– Антона я не хочу просить, он выпишет тысячу направлений, заставит пройти сотни специалистов, якобы для моего же блага.

Глеб слушал ее и в этот раз был на стороне друга. Он ничего не сказал, просто протянул руку и, ухватившись за цепь, на которой висели качели, легким усилием сильной руки снова привел их в движение. Его горячая ладонь аккуратно накрыла руку Ирины, которой она держалась за цепь качели. Он внимательно рассматривал ее профиль, но Ирина не подала вида, что это взгляд и жест Глеба, как-то на нее подействовали, а ему так хотелось хоть малейшее проявление эмоций, потому он уже крепче сжал этот маленький кулачок. А она все сидела, уставившись куда-то в темноту.

Резкий звук звонка сотового телефона Глеба заставил вздрогнуть обоих. Неохотно, нажав на кнопку, Глеб ответил:

– Привет! Да уже все в порядке, извини, что разбудил, – Глеб замолчал, выслушивая недовольную речь друга, – Просто я потерял жену, вот и все. С ней все хорошо, сидим сейчас на качели и обсуждаем погоду, – Глеб улыбнулся в трубку, – хорошо, поговори с ней сам.

Он передал Ирине трубку и отметил, как засветилось ее лицо при звуке голоса Антона.

– Не переживай, я просто спустилась на улицу, да сама, – потом Ирина долго выслушивала нотации Антона, по поводу ее поступка, – больше так не буду, честное слово, – она улыбнулась. Какая же у нее очаровательная ямочка на щечке, Глебу очень захотелось дотронуться до нее, и он это сделал, проведя костяшками пальцев по ее щеке.

Не зная, как себя вести, Ирина обеими руками ухватилась за сотовый телефон, словно он стал слишком тяжелый для нее. Теплая волна окатила ее с ног до головы, в животе что-то сжалось и, на миг, пульс прекратил свое существование. Глеб, увидев ее реакцию, лишь довольно улыбнулся уголками губ, но руку не убрал, продолжая нежно водить пальцами, словно обводя контур лица Ирины.

Сделав глубокий вздох, она повернулась к Глебу лицом, глаза, в которых святилась решимость, смотрели прямо на него, в телефоне продолжалась тирада Антона, о ее неоправданном риске, выходя на улицу без сопровождения. Глеб уже готов был поцеловать эти очаровательные соблазнительные пухлые губки, упрямо сжатые в прямую линию, но не успела эта мысль появиться в его голове, как Ирина слегка подалась вперед к нему и громко, отчетливо сказала:

– Хорошо, я извинюсь перед ним за свое поведение. Так и скажу, уважаемый Глеб Сергеевич, великодушно простите меня, маленького засранца! – последние слова были произнесены с таким выражением, что в трубке послышался смех, и Ирина ее отключила.

Такого с Глебом не было давно, он смеялся так, как никогда. Еще не одна девушка так «вежливо» не давала ему понять, чтобы он убрал от нее свои руки. И эту последнюю фразу она произнесла так, что ему показалось будто это он тот самый «засранец» и должен просить прощение за свое поведение. Он посмотрел на Ирину, она смущенно опустила глаза, понимая, насколько глупо поступила. От взгляда Глеба не укрылось то, что она закусила губу, чтобы самой не рассмеяться. Какая же она другая, как не похожа на остальных.

Отсмеявшись, Глеб поднял костыли, подал их Ирине со словами:

– Держи свои волшебные палочки, пора домой идти, – он поднял ее на руки.

– Может я сама? – смущенно спросила Ирина.

– Ну, уж нет, мне сегодня еще надо успеть принять душ и хотя бы часа два поспать, а с твоими волшебными палочками, я и зайти не успею, как придется снова выходить.

Тогда Ирина насколько это было возможно, находясь на руках, отстранилась от сильной груди Глеба.

– Все-таки мне надо было покусать тебя в первую же нашу встречу, – произнес он и снова крепко прижал жену к себе. Ему было очень приятно держать ее на руках, надежно прижимая к своему телу, а значит так и будет и у него хватит силы, свести на нет, все попытки Ирины отдалиться. Глеб улыбнулся своей мысли.

– Зачем? – уже устраиваясь поудобней на его руках, спросила Ира.

– Чтобы не зря боялась меня, – и, вздохнув, строго добавил, – не ёрзай, сиди тихо.

Глава 18.

Ирина, приняв душ, аккуратно передвигалась, держась за поручни, которые располагались по всему периметру комнаты. Она добралась до большого зеркала от пола до потолка, около, которого каждое утро она занималась лечебной гимнастикой. Зеркало было установлено, как только Ирина переехала в эту квартиру. Глеб не скупился, обеспечил всем, что было ей необходимо, а так же открыл счет на ее имя, который ежемесячно пополнялся. Жаловаться было не на что, но желание уехать от этого становилось только тверже.

Прислонившись лбом к прохладной, гладкой поверхности зеркала, Ирина на мгновение устало прикрыла глаза. Ей срочно надо уезжать. Она, конечно, предполагала, когда впервые увидела своего мужа, что может в него влюбиться, но потом приняла решение, что ей надо в очень короткие сроки встать твердо на ноги и на любовь у нее просто не останется времени. Да и отношение Глеба к ней никак не располагало к романтическим иллюзиям. На протяжении этих трех месяцев она честно старалась избегать его общества. Но с некоторого времени она поняла, что это становится делать все труднее и труднее, и не только потому, что ей постоянно хотелось смотреть на его красивое лицо, но и потому что он сам стал проявлять инициативу. Он приглашал ее вечерами пить чай вместе с ним, наблюдал за ее тренировками или трогал вещи, которые принадлежат только ей. Если она смотрела фильм в гостиной, он часто оставался там же, только вот, она была уверенна, не сюжет фильма удерживал его там весь вечер.

Надо уезжать, пока не поздно. Пока Глеб не совершил ошибку. Ему нужна полноценная женщина, женщина с которой не стыдно появляться на людях и такая женщина – Жанна. Она умна, красива, успешна.

– А кто ты? – Ирина ткнула в свое отражение в зеркале пальцем, – ты пшик, ужасный сон, – тихо произнесла она, повторив так, кстати, пришедшие на ум сегодняшние слова Жанны.

Она уедет, как только это станет возможным. Она найдет способ это сделать без помощи мужа. Она не станет препятствием в жизни Глеба, в его отношениях с Жанной. Себя ей тоже стало жалко, влюбившись в Глеба, она обрекает себя на боль. Ведь для такого искушенного человека она всего лишь забавная зверушка, которая вскоре надоест. И, если терпеть физическую боль она привыкла, то душевная представляется сущим адом и гореть в нем она