Корабль дураков - Грегори Норминтон

После чего, подмигнув оскорбленной монашке, продолжает рассказ…

Про морских чудищ, и о том, как Белкула спасает корабль от погибели

Белкула стоит на палубе «Барыша», отвлекая команду от исполнения служебных обязанностей. Она никогда раньше не видела моря, не ощущала волнения первозданной стихии у себя под ногами. Полной грудью вдыхает она просоленный воздух; грудастая сирена, резная фигура на носу корабля, по сравнению с ней кажется просто карлицей.

На судне нет никого, кто не прельстился бы чарами великолепной Белкулы – растревожен даже Колпачок. Он не то чтобы не одобряет пристрастия подруги к матросам, просто, как и любой нигилист, он ужасно боится смерти, а секс, который, как говорят, продлевает жизнь и оттягивает неизбежный конец, в изменчивом море, весьма вероятно, может его и приблизить.

– Твои амурные похождения, – говорит он, покашливая в кулак, – меня не касаются, каждый живет, как хочет – все в порядке, любезный, вы не волнуйтесь, я стою к вам спиной, – но тебе разве не кажется, что ты отвлекаешь людей от работы и, таким образом, подвергаешь всех нас опасности? С морем, знаешь ли, шутки плохи, оно не прощает пренебрежительного отношения к себе.

Подпрыгивая на лице распаленного корабельного гардемарина, Белкула отвечает, что ей так не кажется. В ее голосе нет ни злобы, ни раздражения (зато в приглушенной брани матроса злобы хватает на двоих), она искренне не понимает, какой может быть вред в удовольствии. Пусть Колпачок, если хочет, дрожит и волнуется; чем он, собственно, и занимается, съежившись в трюме, – весь от волнения зеленый.

Ветер попутный, подняты все паруса. «Барыш» идет полным ходом вдоль побережья Зееланда. В корабельной команде, которая состоит из датчан и голландцев, царит полное согласие – это уже не команда, а как будто одна семья, связанная узами сладострастия. Вопреки мрачным прогнозам мнительного Колпачка, боевой дух на судне – отменный. И так продолжается до тех пор, пока они не подходят к провинции Ноорд-Холланд.

Холодные серые воды Западной Фрисии – у побережья Скиермонникоогеллингланда – кишат морскими чудовищами. Кредул Роттердамский упоминает в своих трудах Бегемота, подобного носорогу; greet zeekreft, мясо которого высоко ценят французы (хотя они все съедят, не поморщатся); рыбу-леопарда, водяного слизня и Левиафана, глотающего пророков. Когда «Барыш» входит в туманную область, именуемую Монстерактиг Страат, матросы, все как один, начинают трястись и невнятно мычать. Белкула, вся растревоженная и возбужденная, спускается в трюм и расталкивает Колпачка, который спал сладким сном, забившись подальше в уголок.

– Оставьте уже человека в покое, – стонет бедняга спросонья. – Ты же знаешь, что я ни на что не способен!

Белкула уже успела привыкнуть к брюзгливому нраву своего сердечного друга, и поэтому не обращает внимания на его возмущенные вопли. Она хватает его за руку и тянет на палубу, опасаясь за жизнь своих ражих любовников.

Туман снаружи такой густой, что Колпачок не различает в нем даже пышных телес своей спутницы и подруги. Он спотыкается о канат, ударяется головой о нок-рею и даже с каким-то угрюмым удовлетворением натыкается на корабельную пушку своим бесполезным хозяйством.

– На помощь! На помощь! – кричат матросы в тумане, сверкающем чешуей. Капитан, случайно наткнувшись на необъятную грудь Белкулы, падает на колени и молит о помощи:

– Помоги нам, juffrouw, умоляю. Как можно отбиться от рыбины, если мы ее даже не видим?

В тумане слышится хруст костей – чудовище пожирает кого-то заживо. Белкула вся преисполнена сострадания. Она велит, чтобы ее привязали покрепче к грота-штагу, потом раздувается, что твоя рыба-иглобрюх, и всасывает в себя весь туман. Три могучих глотка, и небо вновь проясняется, а Белкула – чей живот, как алхимический тигель, где происходит волшебная трансмутация элементов, – пускает мощные ветры с ароматом цветущих роз.

Теперь, когда нет пелены тумана, уже ничто не скрывает чудовище, атакующее «Барыш». Представьте себе осьминога в два раза больше быка, с глазами, как блюдца, и клювом, как у попугая. Его цепкие щупальца достают до марса, и от них нет спасения.

Капитан, чей дух подкрепился надеждой, призывает матросов сражаться. Но корабельная пушка безмолвствует, и тогда Белкула хватает орудие, словно какой-нибудь огурец, и выходит один на один с разъяренным чудовищем.

– Бога ради, – кричит Колпачок, – побереги себя!

Осьминог, отупевший от голода, наклоняет корабль набок, чтобы вернее добраться до лакомого кусочка в лице Белкулы. Но вместо нежного мяса разверстый клюв натыкается на свинцовый ствол пушки в руках у Белкулы. Груз свинца тянет чудовище вниз, в пучину – где его пожирают его же собратья.

Вот так Белкула спасает «Барыш» от погибели. Вода за бортом бурлит и сверкает серебряными плавниками, но сие грандиозное зрелище интересно лишь Колпачку, все остальные на судне – включая капитана, человека во всех отношениях надежного и рассудительного, – восхищенно таращатся на свою спасительницу и бессвязно бормочут какую-то чушь.

О том, как Безумная Грета выходит в море, с небольшим отступлением на тему морской диеты

Тот же ветер, что толкает вперед корабли людей добрых и праведных, подгоняет и скверных грешников. Безумная Грета в отличие от своей жертвы не находит приятности в море: ибо богатства, каковые скрывает морская пучина, лежат в глубине недоступной, в развороченных чревах погибших кораблей, и видят их только кальмары и пучеглазые рыбы. Поживиться на море нечем – что взять с утлых рыбачьих лодчонок?! Нет. Безумную Грету радует лишь одно (если стервятникам радость вообще доступна): возбуждение погони. Уже два дня маячит на горизонте ни о чем не подозревающий «Барыш».

Когда на море спускается густой туман – непроглядная мгла, в которой теряются даже запахи, – погоню приходится временно прекратить. Безумная Грета беснуется от бессилия и срывает свое раздражение на сопровождающих ее женщинах посредством жестокого рукоприкладства и грубой брани. Даже любимицы и приближенные не избежали проклятия сифилисом и нищетой. И когда море вдруг начинает кишеть чудовищами, это становится чуть ли не облегчением для женщин на корабле – теперь Грете уже не до них. Они перекидывают через борт веревки с крючками и ловят зубастых акул и клыкастых угрей, вытаскивают их на палубу и швыряют на доски, чтобы потом выпотрошить и съесть. Все залито ледяной рыбьей кровью. Сама Безумная Грета голыми руками хватает кракена[24], ломает ему хребет и высасывает студенистую жижу у него из глаз.

Туман внезапно рассеивается. Над морем разносится тошнотворный аромат роз. Туши объевшихся чудищ качаются на волнах. Но если Белкула не трогает гадов морских, то Безумная Грета враз прозревает, чем тут поживиться. Любой мастер-чучельник, не торгуясь, отвалит немалые деньги за такие диковины. Она немедленно подряжает свое бабское воинство, и женщины принимаются за работу: вытаскивают из воды полусонных и вялых с обжорства чудовищ, словно линей – из садка, и свежуют их заживо. Буквально за час, говорю я вам, море у Фрисии было расчищено от чудовищ. Они превратились в пирог из Бегемота и похлебку из морского слизня, в паштет из пучеглазой акулы и суп из гигантских кальмаров.