Людмила Гурченко. Золотые годы - Константин Купервейс

– Да как же я пойду? Это же после прохода границы?

– Погоди, я сейчас приду, – и ушел куда-то.

Через некоторое время он появился и говорит: «Пошли». Ну, и я пошел с ними. Мы подошли к какому-то спецвыходу, там сидел капитан-пограничник, он и пропустил группу, Никита что-то шепнул ему и говорит мне: «Давай проходи, только паспорт свой оставь». Представляете? Я уже не в СССР?! Мы прошли в ресторан, сделали заказ, было очень весело, три часа пролетели быстро, и вот уже объявляют посадку. Расцеловались, обнялись, и они пошли в самолет.

Я пошел к тому капитану. А его нет, на его месте другой. Я не знаю, что говорить, кому звонить. Мобильных тогда еще в помине не было. Что ему объяснять, не имею понятия. Подхожу, лепечу ему, что я вот с Михалковым и Гурченко был, провожал их «в составе советской делегации» (эта фраза всегда производила большое впечатление, мало ли кто еще мог быть в составе советской делегации). Он смотрит на меня и говорит: «А вы вообще понимаете, что вы пересекли границу СССР, вы понимаете, что вы нарушили закон, вы убежали нелегально из страны!»

Я покрылся холодным потом, опять пытаюсь что-то объяснить, но самое смешное, что он тоже не знает, что делать. Моего паспорта нигде нет, войти «обратно в СССР» я не могу ни при каких обстоятельствах. Он оставил меня в какой-то комнате и ушел. Через час он возвратился, в руках мой паспорт: «Вон в ту дверь выходите». Подвел меня к какой-то двери, там стоял солдат-пограничник, который меня пропустил, и я опять в родной стране! Когда они вернулись из Канады, кстати, получив очень престижный приз, и я рассказывал мои приключения, как же они хохотали! А мне тогда было не до смеха. Вот такие «Пять вечеров».

Сколько раз я потом смотрел этот фильм, столько раз у меня всплывало в памяти то прекрасное время. И опять рядом был Никита Михалков. Позже мы тоже встречались, бывали у них на Николиной Горе. Как-то раз во время Международного кинофестиваля Никита позвонил и пригласил нас на Николину Гору. Приезжаем, а там во дворе уже много гостей, слышна иностранная речь, мелькают знакомые лица, переводчик Саша Пучкин, и оказалось, что присутствует президент Американской академии кинематографических искусств и наук, которая ежегодно вручает премию «Оскар», и много мировых звезд!

Никита представил нас и попросил спеть. Люся спела старинный романс и еще несколько песен, одна из которых была военная! Потом собрал всех, вывел на улицу и повел как бы к выходу из поселка. Там гости поднялись на гору, и открылся фантастический вид, поля, луга, ширь, недалеко золотые купола храма, светит заходящее солнце, прямо золотой закат! Вдруг Никита остановился, наблюдая за завороженными гостями, и попросил тишины.

– А теперь прошу вас, все поверните головы налево, внимательно смотрите и медленно поворачивайте свой взгляд правее, правее, правее… Видите, какая красота вокруг! Видите, какая ширь! (При этом ранее он предупредил переводчика, чтобы переводил красиво.) Смотрите, эта земля моя родина, Родина! Моя любимая Россия!» Уже тогда он говорил РОССИЯ!

Вся публика пригнулась при этих словах, пригнулась от энергии, которая исходила от Никиты Сергеевича Михалкова, от могучей силы его взгляда на эти просторы, от его любования своей землей и любви к своей Родине.

Люся всегда восторгалась картинами Никиты Михалкова, несколько раз пересматривала «Рабу любви», считая ее одним из лучших фильмов Михалкова. Она даже снялась в «Обломове» в эпизодической роли старушки, но, посмотрев этот эпизод, они с Никитой Сергеевичем решили сцену вырезать. Она всегда звонила ему, выражала свой восторг. Как-то раз мы сидели у него дома, еще на Тишинке, и туда подъехал Юра Богатырев. Никита только что прилетел с кинофестиваля из Латинской Америки, где он был членом жюри, и с обидой рассказывал нам, как он добивался приза нашей картине (не буду называть ни режиссера, ни названия). Он перетянул на свою сторону всех членов жюри, долго бился за приз. И наконец-то добился, приз вручили советской картине, и Никита гордо возвращался на родину, будучи уверенным, что режиссер его встретит с цветами. Ан нет. Никто его не встретил… Он позвонил из аэропорта нам, мы встретили его в Шереметьеве и собрались вместе отметить приз. Ему было очень обидно.

В то время Никита очень хотел петь. Он хотел записать альбом казачьих песен, долго рассказывал нам, как он это видел, напевал… а я подыгрывал на пианино. Никита тогда не очень был уверен, надо ли ему петь. Однако же спел «Шмеля» в «Жестоком романсе» и покорил всю Россию!

Сегодня мнения о личности Никиты Михалкова очень расходятся. Я, к сожалению, не встречался с Никитой Сергеевичем с 1988 года. Но в моей памяти и душе Никита Михалков остался по сей день настоящим мужчиной, другом, гениальным режиссером и актером, добрым и бескорыстным.

Глава восьмая Музыка. Ира

1978 год. Операция сделана. Нога уже свободна. Железа внутри нет. Правда, еще мучают боли, отеки, голеностоп сгибается и разгибается очень тяжело, но выздоровление началось.

Как-то раз на съемках «Бенефиса» к нам подошла женщина, представилась костюмером Ирой. И с первого же дня она не отходила от Люси ни на шаг. То воды принесет, то пирожок, то кофе, то чайку. К обеду у нее были приготовлены домашние котлеты с картошкой. Все чистенько, аккуратненько, в коробочках, маленьких кастрюлечках… Всегда начеку: как застегнуто платье, не тянет ли где, не мешает… И так неназойливо, незаметно, лишних вопросов не задавала, тихо, молча делала свою работу, да еще и помогала… Люся обратила на нее внимание: какая интересная Ирка-то, не наглая, добрая, спокойная, ненадоедливая… Люся с трудом принимала людей, которые как бы обслуживающий персонал, но рвутся в «домашние друзья». У Иры не было никакого рвения в «друзья». Ничего не просила, всегда скромно одета, следила за каждым вздохом и движением Люси – ведь нога-то больная! Да и иголкой с ниткой владела прекрасно. А уж Люся на это сразу обратила внимание. Причем Ира прекрасно знала все Люсины работы в кино, и не понаслышке, а глубоко. Домой довезти никогда не просила, всегда «спасибо, я сама, я недалеко живу». И вот в один из съемочных дней она приносит Люсе юбку.

– Людмила Марковна, я вам сшила юбку. Примерьте, пожалуйста». Люся с удивлением посмотрела на Иру.

– Зачем?

– Захотелось, – отвечала Ира. Люся взяла юбку и пошла переодеться. Выходит, улыбается.

– Молодец, Ирка! – до этой минуты была «Ира», а теперь на очень долгое время стала «Ирка». Ира скромно улыбнулась:

– Спасибо.

Юбка сидела прекрасно. А слово «молодец» у Люси было равносильно вручению Нобелевской премии. И с этой минуты они стали друзьями. Не от сшитой юбки, нет, ни в коем случае. Просто Люся увидела в ней талантливую портниху, а главное, доброго и внимательного человека. А талант Люся всегда очень ценила и уважала. Любой. «Портниха» – немного простое и обыденное слово. Ира была профессионалом. Плюс ко всему прекрасный исполнитель Люсиных задумок. Сколько они потом провели дней, вечеров и ночей, фантазируя, кроя, распарывая, ругаясь, не соглашаясь, и… результат получался восхитительный. Ира вошла в нашу жизнь спокойно, скромно, она никогда не обижалась, Люся порой была очень резка и несправедлива к ней, но, как я уже теперь понимаю, Люся для Иры была главным человеком в жизни.