Босс скучает - Татьяна Тэя

А мне не до улыбок, ведь его горячая ладонь все ещё лежит на моем плече. Обжигает через ткань блузки. Чувствую, ещё секунда, и тело предательски задрожит от его близости. Неужели Герман не понимает, какой эффект производит на меня? Его касание как бы ненарочное, но на самом деле, ни черта оно не ненарочное, конечно. Самое ужасное, мне некуда деться. Встал со спины и заблокировал все отступы.

Если бы могла, отъехала бы на стуле назад. Вот сделаю и прокачусь по ногам босса. Мне хочется повести плечом, но я не решаюсь, потому что до конца не знаю: а хочу ли я, чтобы Герман убирал руку? Но Островский первым прерывает контакт и выпрямляется, когда раздаётся стук в дверь.

Застыв, я продолжаю сидеть прямо. Герман коротко и громко бросает:

— Входите.

В приёмной появляется пара рабочих.

— Мы это…

— Уже в курсе, — кивает Островский. — Вон та дверь, — указывает он.

Автоматически поворачиваю голову в указанном направлении. Знаю, что за дверью большой кабинет, и он пустует. То есть не кабинет, а помещение без всего. Думала, что рассчитан он, вероятно, на дополнительную переговорку, только пока не обставлен.

— Пошли ко мне, — командует Герман, подхватывая свои вещи с дивана, и я следую за ним без лишних слов. Потому что в приёмной уже завязывается хаос, а я больше всего в этой жизни ненавижу две вещи: ремонты и переезды.

— Что там будет? — спрашиваю, притворяя дверь и оставляя болтовню рабочих за нею.

— Твой кабинет. С мебелью вот только запоздали почти на неделю. Но ты и сама видишь, какой у нас хаос творится. Я ведь не могу всё сам контролировать.

Островский стоит по центру комнаты, не спеша садиться или предлагать присесть мне.

— Мой кабинет? — переспрашиваю слегка шокированная.

С чего бы ему, выражаясь фигурально, вдруг помещать меня в одно с собой помещение? Не зная, как реагировать, выбираю привычную тактику сарказма.

— Больше похоже на кабинет заместителя. Может быть, меня ждут головокружительные перепады карьеры за такой короткий период? Сначала меня разжаловали в секретари, теперь все-таки я дождалась своего отдельного кабинета.

— Варя, — он приближается ко мне, и я делаю шаг назад, внезапно испугавшись его близости.

Сегодня Герман какой-то странный, и эти его перемены — они слегка пугают меня. Потому что я не понимаю, как к этому относиться.

Островский надвигается как туча, готовый накрыть меня своим тёмным крылом. Его руки ложатся мне на плечи, сжимая их слегка. Чувствую электрический импульс, коротко проскакивающий между нами. Ну вот, Герман второй раз за день нарушает дистанцию и позволяет себе более близкий контакт. Не может быть, чтобы он сам этого не понимал! Директора не трогают своих подчинённых просто так без повода.

Все изменилось со вчерашнего дня, когда он впервые за долгое время так интимно дотронулся до меня. Теперь же словно спусковой крючок сработал. Он трогает снова и снова. А я ничего не говорю и никак не показываю, что мне это неприятно.

— Варь? — он наклоняет голову, пытаясь заглянуть мне в глаза. А я отвожу взгляд, потому что боюсь. Боюсь смотреть на него, когда он так близко. — Ты очень мне помогла и помогаешь. Думаешь, я не ценю это? В любом случае, ты знаешь работу изнутри. В курсе большинства проектов. Ориентируешься в данных лучше меня.

Этот ласковый Герман, с которым не надо бороться, будто эхо далёкого прошлого. Он настигает меня, не смотря на все усилия держать дистанцию, не смотря на все попытки забыть.

— Ну неправда, — смущаюсь слегка. — Ты очень хорошо втянулся в процесс управления.

— Спасибо, что оценила, — усмехается он и придвигается ещё ближе.

В голову врываются образы, в нос — запахи. Аромат Германа дурманит и кружит голову. Я не хочу поддаваться, я не поддамся.

Происходит что-то странное. И со мной, и с ним. С моей решимостью, с моей памятью, с моим здравомыслием.

Ни он, ни я не двигаемся, оба молчим. Слова закончились. Только его пальцы до сих пор обхватывают мои руки. Я не знаю, чего он хочет: притянуть или оттолкнуть? И не знаю, чего хочу сама.

Магию разрывает звонок сотового. Мы отскакиваем друг от друга. Я невольно обхватываю себя руками и пячусь к выходу. Когда Островский говорит «алло», выскакиваю за дверь. И мне хочется оказаться как можно дальше от Германа. В другом кабинете, в другом здании, в другой стране, а может быть, даже на другом континенте.

Суббота — отсыпной. Это я всегда так думала. Только не Герман. Его звонок будит меня, чёрт дери, когда на часах нет и восьми. Не то чтобы я любитель долгого валяния в постели, но я бы отсюда ещё пару часов не вылезала. Обязательно бы поленилась и посмотрела какое-нибудь глупое утреннее ток-шоу с чашкой кофе и бутербродом. Да-да, я ем в постели. Знаю, что так нельзя, но каждый из нас ведь имеет право на небольшие слабости?

Островский оказывается в аэропорту, летит куда-то. Куда именно — не уточняет. Да, и не важно, в общем-то. Зато я получаю чёткую схему действий. Надо передать архиважные документы архиважному партнёру. Какой-то швейцарец с личным переводчиком прилетел на несколько дней раньше, чем Герман ожидал. И раз Островский удаляется из города, ответственность перекладывается почему-то на меня.

Со скрипом вылезаю из кровати и без захода на кухню собираюсь в офис. Он пустой, тут нет ни души, ни привычного жужжания голосов, правда, у охраны на входе не возникает вопросов, с чего это я появилась здесь в субботу.

Я слегка на нерве, потому что голодна, и нестись куда-то сломя голову совсем не в моём ритме жизни. Хотя нет, обманываю себя. Раздражена я отъездом Германа, раздражена его как ни в чём не бывало тоном, раздражена фактом, что стоит ему коснуться меня, каждый раз переживаю настоящий эстрогеновый взрыв. Если это не прекратится, нам будет сложно общаться в дальнейшем. Может, с ним поговорить, очертить границы, так сказать? Например, прямо заявить, чтобы он больше меня не трогал.

Ты такая смешная, деточка, — подключается внутренний голос, который как всегда не вовремя. — И как ты себе это представляешь?

— Шеф, у нас проблемы, — первым делом говорю я, набрав Германа. Хорошо, что он ещё не в небе. — Белой папки нет.

— А в ящике ты смотрела? — спокойно уточняет он.

— Смотрела.

— А в нижнем?

Выдвигаю нижний: девственная пустота.

— Ничего.

Сижу за столом Островского, закинула ногу на ногу, а очень хочется бухнуть щиколотки на столешницу — чисто из чувства противоречия.

— Ну, я так и думал, — выдаёт Герман.

— Что? — я даже выпрямляюсь. — Ты так и думал? Скажи, я ослышалась?

— Нет.

Начинаю закипать уже не на шутку. Более всего раздражает приподнятый тон Германа. Будто ситуация его крайне забавляет.