День, когда явились боги - Эрих фон Дэникен

Согласно древнейшим представлениям майя, боги играли планетами! При таких взглядах неудивительно, что земная версия этой божественной игры велась, что называется, не на жизнь, а на смерть. Капитана проигравшей команды приносили в жертву богу игры — Ксолотлю, ему рассекали грудь и вырезали еще живое, трепещущее сердце. Остальных участников побежденной команды в лучшем случае обращали в рабство, но нередки были и случаи, когда их всех тоже приносили в жертву богам. Победителей же ожидали пышное чествование и особые почести; их щедро одаривали, преподносили богатые одежды и украшения. Так как в старинных источниках упоминалось о том, что зрители осыпали героев-победителей какао-бобами, совершенно очевидно, что эти дары тропической Америки активно возделывались и высоко ценились. Принимая во внимание все эти соображения, неудивительно, что правила игры тлачтли отличались такой кровавой жестокостью, ибо она считалась земным отражением небесной игры богов в планеты, ареной которой была Вселенная.

Что же за народ были эти майя, которые воздвигли грандиозные города, пирамиды и сложные астрономические обсерватории, но, несмотря на все эти культурные успехи, готовы были в какой-то игре принести в жертву человека? Кем были их боги, игравшие планетами в своеобразный пинг-понг, который послужил прообразом этого жестокого зрелища — тлачтли?

Генуэзский капитан Кристобаль Колон, снискавший всемирную славу под именем Христофор Колумб (1451–1506), в одном из своих плаваний оказался буквально на волосок от того, чтобы стать первым европейцем, вступившим в контакт с майя. Во время своего четвертого плавания к берегам Нового Света летом 1502 г. он отправился от побережья Гондураса. Вскоре ему совершенно неожиданно встретился торговый корабль индейцев. И хотя команда этого неведомого судна встретила темнобородых, облаченных в красочные одежды испанцев с явным дружелюбием, Колумб не решился спустить шлюпку и лично пообщаться с незнакомцами. Он решил следовать дальше намеченным курсом на восток, в хорошо знакомые ему воды Карибско-го моря. На этот раз цивилизация майя так и осталась неведомой для европейцев.

Девять лет спустя, в 1511 г., такой контакт все же состоялся. Капитан Педро де Вальдивия по высочайшему повелению отплыл из Панамы в Санто-Доминго, чтобы сообщить тамошнему губернатору тайное донесение об интригах в Панаме и передать королю подношение в сумме 20 тысяч золотых дукатов.

Вальдивия плыл на каравелле, старинном парусном судне, хорошо зарекомендовавшем себя во время первых плаваний к берегам Нового Света. У каравеллы был удлиненный корпус, низкие борта, высокая кормовая надстройка. Но у берегов острова Ямайка каравелла потерпела крушение, наскочив на коралловый риф. В числе 20 моряков, которым удалось спастись на крошечной, как ореховая скорлупка, шлюпке, оказался и капитан Вальдивия. Утлую, переполненную терпящими бедствие лодчонку без паруса и руля, на которой не было ни продовольствия, ни воды, ветры и течения прибили к восточному берегу полуострова Юкатан. В пути восемь моряков умерло, и их трупы были выброшены за борт на съедение акулам. Поэтому в лодке, выброшенной на берег, оказалось двенадцать скелетов. О том, как это произошло, пишет тот же епископ Диего де Ланда:

Джеронимо де Агвилар, священник, и Гонзало Гуэрреро, простой матрос, жили среди майя на восточном побережье полуострова Юкатан, неподалеку от города Тулум, где находилось немало пышных дворцов и оборонительных сооружений. Они выучили язык майя, вскоре стали пользоваться их доверием и даже стали советниками местного правителя.

Священник и матрос провели среди майя целых восемь лет, когда весной 1519 г. уже знакомый нам Эрнандо Кортес (1485–1547), покоритель Мексики, поставил свою флотилию из десяти кораблей на якорь в бухте у берегов острова Коцумель. Не успел Кортес высадиться на берег, индейцы, встретившие его с явным дружелюбием, сообщили грозному конкистадору, что неподалеку в плену находятся двое бородатых испанцев. Ветре-воженный Кортес собрался тотчас отправить вооруженный отряд для освобождения своих земляков, но затем предпочел послушаться совета капитана одного из кораблей, утверждавшего, что утесы и рифы в здешних водах слишком опасны, и поэтому им лучше держаться подальше от берегов.

Тогда Кортес написал несколько писем на испанском языке к правителю здешних земель, прося его отпустить пленных испанцев и передать их его людям. Однако этот жест Кортеса ни в коей мере не был проявлением христианской любви и гуманности: капитан отлично понимал, насколько незаменимыми помощниками в намеченной им захватнической кампании могут оказаться двое его соплеменников, владеющих языком майя и, кроме того, успевших познакомиться с нравами и обычаями местных жителей, совершенно чуждыми испанскому менталитету.

Передать письма было поручено знатному индейцу, который высадился на берег, имея при себе такие «бесценные сокровища», как стеклянный бисер, чтобы выкупить злосчастных испанцев.

Почтенный прелат Джеронимо де Агвилар откликнулся на этот призыв; он выполнял при Эрнандо Кортесе роль переводчика и информатора по многим важнейшим вопросам.

Что касается матроса Гонзало Гуэрреро, то индейцы давно освободили его из рабства. Он поселился в соседнем с Тулумом городе Четумаль; пользовался уважением местного вождя или князя и даже женился на его дочери — индейской княжне.

Гонзало решительно отклонил предложение Кортеса, ибо уже давно глядел на мир глазами майя и не знал, какая судьба может ожидать его новых друзей, когда его соотечественники-испанцы начнут устанавливать здесь свой порядок под знаком креста. Гонзало отвечал Кортесу:

Гонзало Гуэрреро стал злейшим врагом испанцев. Он призывал майя оказать им вооруженное сопротивление, пытался объяснить доверчивым индейцам, как обманчива внешне благообразная наружность белых интервентов. Долгих 17 лет боролся Гуэрреро против своих бывших соотечественников; он стал первым партизаном — первым гуэррильеро в Центральной Америке. И лишь в 1536 г. испанцам удалось наконец убить белого бородатого мужчину, сражавшегося с неистовой яростью на стороне майя. Мужчина был обнаженным, его тело покрывала татуировка, в ушах блестели серьги, на шее — ожерелье. Это был Гонзало Гуэрреро.