Входят трое убийц - Франк Хеллер

Странная комбинация! Может, взять…

Нет, на это Эбб не решился. Довольно и того, что он вошел сюда без спроса. Взять что-нибудь из комнаты ему недоставало мужества. К тому же, насколько он помнил, это противоречило привычкам лорда Питера.

Кристиан закрыл за собой дверь и вышел на солнечный свет, такой ослепительный, что поэт на мгновение опустил глаза. И может быть, именно поэтому заметил то, что в противном случае не привлекло бы его внимания.

Под окнами Артура Ванлоо была розовая клумба. И на ее мягкой земле отчетливо виднелись следы.

Множество прочитанных детективных романов научили Кристиана презрительно улыбаться при слове «след». Он слишком хорошо знал, что все улики, по крайней мере большинство из них, доказывают прямо противоположное тому, что можно подумать на первый взгляд. Он знал, что уважающий себя преступник не оставляет ни следов, ни отпечатков пальцев. И все-таки при виде этого первого в своей жизни следа он вздрогнул, как Робинзон…

Эбб огляделся. В парке, кроме него, по-прежнему никого не было. Жужжали пчелы, благоухали цветы. След оставила либо относительно маленькая мужская нога, либо очень большая женская. Носок был острым, но многие мужчины-французы носили остроносые ботинки. А многие женщины ходили на низких каблуках. Кристиан Эбб сунул руку в карман. Он обычно носил с собой много разрозненных листков бумаги на случай внезапного вдохновения, в доверительных разговорах он называл эти листки визитными карточками муз. Он положил листок бумаги поверх одного следа и осторожно обвел его контуры, потом проделал то же со вторым. Это оказалось легче, чем он думал, потому что визитные карточки муз были тонкими и изящными, каким и полагается быть визиткам благородных дам… Потом Эбб быстро выпрямился и с независимым видом направился к подъездной аллее…

По дороге ему суждено было сделать еще одно открытие. Сад был безупречно расчищен и ухожен, как старинный свадебный букет. Может быть, именно поэтому взгляд Эбба, рассеянно скользивший по кустам и клумбам, вдруг остановился на предмете, который в других обстоятельствах едва ли привлек бы его внимание, — это был обрывок бумаги. Обрывок не был ни белым, ни изящным, как визитные карточки муз, а напротив, серовато-коричневым и грубым. На серовато-коричневой поверхности белела наклейка, и Кристиан Эбб, отличавшийся орлиной зоркостью, даже на расстоянии увидел, что на этикетке что-то написано. Мало того, ему показалось, что он разбирает буквы. Обрывок бумаги лежал на клумбе с разноцветными цинерариями. Его нельзя было увидеть ни с какого другого места, кроме того, где в данный момент случайно оказался Эбб… Эбб еще раз огляделся, осторожно ступил на смарагдово-зеленый газон и протянул вперед тросточку, пытаясь подцепить ею клочок бумаги… Ему удалось подтянуть его поближе. И вот бумага уже в его руках.

На этикетке и в самом деле была надпись, но большей частью оторванная. Издали Эббу показалось, что он видит слова PHARMACIE POLONAISE. И его изрядно возбужденный мозг мгновенно уловил, какую ассоциацию пробуждают в нем эти два слова: «Allo! Allo! Allo! Ici Radio Méditerranée! Полиция Ментоны просит нас разыскать пакет, который потерян городской аптекой. В пакете находится чрезвычайно опасный яд, он был выдан аптекой Pharmacie Polonaise. Allo, allo…»

На клочке бумаге ясно читалось слово PHARMAC и еще буквы РО. Но эти буквы были на двух разных строчках, на верхней строчке — РО, а на нижней — PHARMAC. Как это можно объяснить? Прилагательное, обозначающее национальность, во французском языке стоит после существительного. Француз скажет Pharmacie Polonaise и ни в коем случае не поставит эти слова в обратном порядке. С другой стороны, этикетка была очень грязная, с ней плохо обошлись. Может, не из-за уважения к французской грамматике вообще, но из-за неправильного расположения слов на разорванной этикетке… Может быть. Потому что как иначе все это объяснить?

Поэт еще несколько секунд поразмышлял над своей второй находкой. Потом осторожно сунул ее в тот же самый карман, где лежал листок с отпечатком ботинка, и направился к выходу. Когда он вышел на главную аллею, со стороны виллы показался Мартин. Вид у него был загнанный, нервный, он то и дело поглядывал на свои часы.

— Привет, Эбб! Вы все еще здесь? Вы что, ждали меня? Чертовски мило с вашей стороны! Мне необходима компания. И знаете, что мне еще необходимо?

— Глоток вина у мадемуазель Титины? — предположил Эбб.

— Немного погодя, — просияв, ответил Мартин. — Сначала я должен заглянуть к добрым сестрицам, чтобы мне сделали укол, piqûre!

— Вы имеете в виду католических монахинь? — не веря своим ушам, спросил Эбб.

— Ну да! А что вы так удивляетесь? Неужели вы никогда к ним не обращались?

— До сих пор нет, — пробормотал норвежский скальд. Он только из вежливости не схватился за голову. Мартину делали уколы католические монахини! Чего еще ждать? От Женевьевы он знал, что местные простолюдины, как, впрочем, обитатели и других средиземноморских стран, свято верили в чудодейственную силу этих уколов. Если местным жителям казалось, что у них au corps, в теле завелся какой-то недуг, они точно знали, какие меры следует принять: они немедленно шли к монахиням, и те делали им укол. Все это Эбб знал, но чтобы Мартин, интеллигентный англичанин…

— Как вам нравится глупость здешнего доктора? Слыханное ли это дело! Вскрытие! — закричал Мартин. — Я понимаю, когда вскрывают тех, кого убили или кто покончил с собой. Но Артур никогда бы в жизни не покончил с собой. Для этого он был слишком большой эгоист! А как можно было его убить так, чтобы не было видно, что это убийство?

— А вдруг его отравили, — сказал Эбб, сам удивляясь своей интонации. — О такой возможности вы не думали? Доктору наверняка пришла в голову эта мысль.

Мартин выхватил из кармана часы и посмотрел на них.

— Уже больше одиннадцати! Мне надо спешить, если я хочу поспеть домой к ланчу! Чего бы я не отдал, чтобы улизнуть с него сегодня… Как вы сказали? Отравили? Чепуха! Раздобыть яд совсем не так просто, как вы, судя по всему, воображаете, не говоря уже о том, что ни один человек в здравом уме не отважится на это теперь, когда химики стали такими искусниками! Вы идете со мной? Или встретимся позже у Титины?

Эбб пробормотал, что, к сожалению, дома его ждут гости. Мартин вежливо, но сдержанно пожал ему руку — так ретивый служака-солдат пожимает руку дезертиру. Вернувшись домой, Эбб застал у себя обоих коллег по детективному клубу, они ждали поэта.

Атаку начал директор банка. Его розовое лицо излучало исполненный боевого задора датский скепсис.

— Мы получили ваше письмо! — воскликнул он. — И вот мы здесь! Не говорите ничего, я заранее знаю, что вы думаете! Объясните только одно: если вы правы, какой во всем этом смысл?

— А что я, по-вашему, думаю? — спокойно спросил Эбб, усаживаясь на стул.

— Конечно, что умерший сегодня ночью человек был убит! И убил его один из братьев! А что еще вы могли подумать после тех фантазий, которые излагали нам вчера?