Удар змеи - Александр Прозоров

Рукоятью плети Зверев постучал в тяжелые створки, а когда незнакомый подворник высунулся наружу, небрежно бросил ему поводья:

— Князь Сакульский побратима своего боярина Кошкина проведать желает. Беги, хозяина упреди, дабы врасплох не застать…

Волшебное слово «побратим» заставило холопа немедленно распахнуть воротину и принять коня. Андрей перекрестился на икону, вошел на мощенный плашками двор, огляделся, давая слугам время сбегать к хозяину, а самому боярину приготовиться встретить гостя.

Подворье, хоть и осталось столь же маленьким, сколь и двадцать лет назад, заметно расцвело. Все амбары и сараи сделались двухэтажными, дом подрос на два ряда окон и стал, как ныне говорили, «в три жилья», над хлевом появился обширный сеновал. Все было свежевыкрашено, вычищено, по возможности украшено резными наличниками, столбиками, коньками.

Разбогател боярин Кошкин, разбогател. А ведь когда новик Андрей Лисьин впервые попал на этот двор, он мало отличался от обычного крестьянского двора. Единственное удобство — внутри московских стен подворье находилось. Потому и являлось пристанищем для боярской братчины. Товарищи по военным походам, чьи имения разбросаны по всей Руси, приезжая по осени, после сбора урожая, в столицу, продавали часть урожая, получали из казны жалованье за службу, а заодно, пользуясь случаем, собирались вместе, скидывались ячменем и хмелем в общий кошт, варили пиво, да сами же его и пили, веселясь и общаясь.

Именно объемная, изрядно помятая и потертая пивная братчина, а не кровное родство, делали просто друзей побратимами, готовыми в любой момент выручить друг друга, поддержать в местнических спорах, посодействовать при определении на воеводство или еще какое кормление.

Обычай хмельного побратимства, древний, как сама Русь, соединял так много сдружившихся бояр, что даже превратился в закон, запрещавший судам и воеводам вмешиваться в споры меж побратимами. Братств, подобных кошкинскому, было много, в разных городах и княжествах. Но именно сюда отец привел пятнадцать лет назад Андрея, и именно эти хмельные бояре, поверив вещему сну новика, помчались спасать от покушения совсем еще юного тогда царя Иоанна. И спасли. Да так решительно, что предателей из рода Шереметевых и близко к государю больше не подпускали, и вскорости женили его на племяннице боярина Кошкина. Он, знамо, после этого карьеру сделал стремительную и власти обрел немало. Из неведомых бояр — да в дьяки Разбойного приказа! Такому росту любой позавидует. Он бы, может, и князем уже заделался — да на родовитость царская власть не распространялась. Предков указом не назначишь.

К чести боярина Кошкина, от богатства и власти своих он не зазнался и для всех членов прежнего нищего побратимства ворота его подворья всегда оставались открыты. Не гнушался он с ними и обняться, и за общий стол сесть, и старую мятую братчину осушить. Кто поближе жил — тех на службу при дворе пристроил, в царские рынды али в тысячу избранную. Кто далече — тех гостеприимством одаривал. Ну и помогал, коли надобность в том случалась. А для чего еще побратимы нужны, как не для этого?

— Проходи, княже, милости просим во дворец боярский, — отводя скакуна, указал на крыльцо подворник. — Почивать изволит хозяин. Однако же гостей привечать велено.

Андрей кивнул, поднялся по ступеням, прикидывая в уме, какое сегодня может быть число. По его расчетам, до Крещения оставалось еще никак не менее двух дней. Коли так, то Иван Кошкин на службу должен ныне собираться. Дьяк он или не дьяк? Это для крестьян половина зимы — безделье. Царским же слугам в любое время дело найдется.

Однако за время путешествий из края в край заснеженной Руси Зверев вполне мог сбиться со счета. И коли он попал в Москву аккурат к Крещению… В честь великого господского праздника во всей столице минимум на неделю жизнь остановится. Все гулять станут, купаться и веселиться. Истово верующий государь на хлопоты одного из подданных в такие дни не отвлечется.

В сенях к Андрею подскочил мальчишка лет десяти, в длинной, до колен, косоворотке — мало того, что атласной, так еще и с вышивкой по вороту и подолу, в сверкающих красных сапогах. Видать, жизнь холопья в доме дьяка Кошкина таковой была, иным помещикам завидовать впору.

— Дозволь в трапезную проводить, боярин, — низко, но с какой-то залихватской удалью поклонился и тут же выпрямился слуга. — Откушай с дороги, чего Бог послал, выпей за здоровье…

— Князь! — резко поправил его Андрей. — Князь, а не боярин! С гостеприимством и хлебосольством хозяина твоего я знаком, но в том ныне не нуждаюсь! Скажи лучше, отчего дьяк Иван Юрьевич на службу не спешит? Нечто праздный день сегодня, а я про то не ведаю?

— Припозднился вечор боярин наш, — со снисходительной усмешкой пояснил холоп. — Велел не беспокоить. Весь в трудах праведных кормилец наш, в кои веки отдохнуть соизволил.

— Звать тебя как, пустобрех? — Поведение слуги Звереву нравилось все меньше и меньше. Ровно не с князем тот разговаривал, а с попрошайкой уличным. — Давно при доме?

— Годиславом крестили, княже… — Улыбка мальчишки исчезла. Безошибочный инстинкт прирожденной дворняги подсказал ему, что ссора с гостем может оказаться крайне неприятной по последствиям. — Не велел боярин беспокоить. Пока сам не проснется, тревожить не велел.

— Ну, долго он бока отлеживать не станет, — прикинул Андрей. — Слушай меня внимательно, Годислав. Как боярин глаза откроет, так немедля ему скажи, что я поутру наведался. Коли не встретил, пусть теперь сам меня навещает. До полудня не появится, опечалюсь.

— Нехорошо получается, княже, — льстиво заюлил мальчишка. — Дом навестить, да хоть чаши медовой не выпить, хлеба не переломить. Обидишь боярина нашего. Иван Юрьевич всякого гостя привечать велел, каждого в трапезную привесть, накормить, напоить досыта. Не побрезгуй столом нашим, княже, не повертай с порога.

Зверев несколько секунд колебался, потом согласно кивнул. Не столько из желания угоститься, сколько из жалости к скакуну. Только расседлали — и вдруг опять взнуздывать начнут. Пусть отдохнет немного.

— Я провожу… — Чутье Годислава находилось, похоже, на уровне телепатии.

— Не нужно, я тут не впервые, — отмахнулся Зверев. — Глянь лучше, не поднялся ли боярин. Коли человек вставать рано привык, он и отдыхая засветло подымется.

— О чем доложить Иван Юрьевичу? — осторожно поинтересовался холоп.

— Скажи, князь Сакульский его дожидается.

Мальчишка, кивнув, шмыгнул вверх по лестнице, Андрей же знакомым путем дошел до трапезной, спустился в широкий зал. Здесь было непривычно чисто и тихо. Обычно князь навещал это место во время пиров братчины — когда столы ломились от яств, напитков и хмеля, когда гости шумно предавались воспоминаниям, спорили, обсуждали планы. А иные, устав, засыпали прямо здесь, на лавках и полатях у стены, чтобы потом, проснувшись, снова включиться в общий пир. Теперь же случайных гостей дожидались лишь чаши с квашеной капустой, солеными грибами, мочеными яблоками да еще несколько закрытых крышками горшков. Видимо, с кашей. В кувшинах, судя по запаху, доходил до кондиции квас из репы.