Удар змеи - Александр Прозоров

Есть Андрею не хотелось — но пару моченых яблок он все же прихватил, прошел вдоль стола, налил в глиняную кружку пенного светло-желтого кваса, двинулся дальше и уселся во главе стола. На этом краю было пусто. Дворня не предполагала, что кто-то из пришедших посмеет занять почетное место.

Промочив горло, Зверев не спеша съел яблоки, допил квас. Покачался на стуле, пару раз зевнул, хорошенько потянулся. Снова прошелся вдоль стола и вернулся назад еще с парой яблок. Умял и их, после чего поднялся, решив, что ждал вполне достаточно. Вот тут-то в коридоре и послышались тяжелые шаги…

— А-а, и правда ты, побратим… — Иван Юрьевич широко и сладко зевнул и снял ладонь с головы мальчишки: — Вина и ветчины принеси, Годислав. Негоже почетного гостя квасом и репой привечать. Беги…

Прежде чем холоп сорвался с места, боярин успел отвесить ему подзатыльник, но никакой злости в этом не было. Даже некоторое поощрение.

— Видал, какой пострел? — подмигнул Андрею дьяк Кошкин, прошел во главу стола, прихватив по дороге кувшин с квасом, и плюхнулся рядом с гостем. Жадно отпив через край несколько больших глотков, снова сладко зевнул: — Здрав будь, друже… Быстро же ты обернулся, однако.

— Ты о чем? — искренне удивился Андрей. — Али привиделось что? Ох, не надо было будить. Не велел я ничего такого! Спал бы и спал, пока не надоест. Опосля бы увиделись.

— Да ладно, — отмахнулся боярин Кошкин, снова широко зевнув. — Ну, сказывай, друже. Откель узнал столь скоро, чего испросить для него желаешь?

— Для кого? — не понял Зверев.

— Для князя Михайло Воротынского, само собой, — пожал плечами дьяк Разбойного приказа. — Ты же из-за него пришел.

Это был не вопрос, а утверждение, и Андрей насторожился:

— А что с князем?

— В ссылку отправлен ноне, за измену и заговор супротив государя.

— Не может быть!

— Отчего не может? — вскинул брови Иван Юрьевич. — Сам признался. И в заговоре, и в желании престол занять. И каяться, хочу заметить, отказался.

— Не может быть! — мотнул головой Зверев. — Он же!.. Как Иоанн при смерти лежал, никто из бояр родовитых, кроме Михайло Воротынского, на сторону царя не встал, ты помнишь? Сражался завсегда храбро, меня из новиков в бояре по его поручительству записали. Не мог он изменить! Никак не мог! Его, наверное, пытали? Точно пытали! На дыбе, да еще под железом каленым еще и не в том признаешься!

— Окстись, Андрей Васильевич! — отмахнулся дьяк. — В уме ли ты, друже? Михайло Воротынский род свой напрямую от Рюрика ведет, князь одной из трех ветвей знатнейших! Коли, не приведи Господь, с государем и братом его князем Старицким беда случится, Воротынские на стол царский права свои заявят. Кто же человека такого на дыбу тащить посмеет?

— И то верно, это да… — Зверев понял, что сильно погорячился. — Прости, Иван Юрьевич. Это я в детстве Солженицына перечитался. Глупость сморозил.

— Ну, без дыбы в следствии моем не обошлось, — покаялся и боярин Кошкин. — Смердов иных и холопов с пристрастием расспросить понадобилось. Тех, кои письма и вести изустные меж заговорщиков носили.

— Курбский? — тут же предположил Андрей.

— Тебе, княже, нечто тайное ведомо? — навострил уши побратим.

— Урод, предатель и подонок, — кратко и с чувством охарактеризовал самого известного русского Иуду Зверев.

— Откель ведаешь? — жадно облизнул губы дьяк и даже качнулся вперед.

— Он скоро государю изменит и польские войска на Русь водить начнет, землю нашу разорять, людей православных на куски резать и в полон угонять.

— Будет? — разочарованно откачнулся боярин и перекрестился: — Все в руках Божиих. Токмо ему грядущее ведомо. Куда нам умишком нашим слабым о том узнать?

— Сон мне вещий приснился, — прибегнул к привычному аргументу Зверев.

— Сон твой я в дело положить не могу, княже, списка с него сделать не прикажу, — тяжко вздохнул боярин. — Хотя имя князя Андрея Курбского в деле не раз звучало. Да токмо доказательств твердых не нашлось. Князь же на кресте поклялся, что в заговоре сем никак не замешан. А государь наш, известное дело, клятвам верит.

— А кто замешан? — полюбопытствовал Зверев.

— Сильвестр, духовник царский, постельничий его боярин Адашев и брат князь Старицкий виновны оказались полностью, в грехе своем покаялись и с глаз царских прочь изгнаны. Боярин Михайло Репнин и князь Юрий Кашин под подозрение попались, но именем Господним за честность свою поручились и от следствия отпущены. Князь же Воротынский клясться и каяться не захотел и за умысел недобрый в Белозерский монастырь сослан, на умиротворение… — перечислил причастных Кошкин. — Где же шельмец этот шляется? С голоду тут умрешь из-за него!

— Кого на дыбу повесить следовало, так это Курбского, — мстительно пробормотал Андрей. — И костер снизу развести.

— Может, и правду ты о нем сказываешь, княже, однако вины его еще не случилось, — резонно ответил боярин. — Когда изменит, тогда и повесим, коли… Коли придется.

Иван Кошкин не договорил, но Андрей понял, что дьяк имеет в виду. Князь Курбский был прямым потомком Рюрика и святого равноапостольного князя Владимира, причем по старшей линии, в то время как сам государь Иоанн — по младшей. И получалось, что будущий Иуда по роду знатнее царя и имеет куда больше права на русский престол, нежели сам владетель всея Руси. Кто же такого родовитого боярина посмеет на дыбу отправить или же в слове его усомнится? Неприкасаемый, не Сакульскому с Кошкиным ровня…

Из глубины коридора послышался топот, в трапезную влетел Годислав. В одной руке удерживал он блюдо с тонко нарезанной ветчиной, в другой — зажимал между пальцами два сверкающих серебряных кубка, кувшин с длинным тонким горлышком свисал на локте.

— Тебя токмо за смертью посылать! — грозно рыкнул дьяк и тут же опасливо перекрестился.

— Дык, батюшка, не нарезамши не принесешь. — Малец, что-то торопливо дожевывая, поставил блюдо между боярами, щелкнул о стол кубками, вскинул кувшин, наполняя емкости. — И бокалы для гостя достойного абы какие не возьмешь, и вина надобно из бочонка…

— Все, ступай, — отмахнулся Иван Юрьевич. — Молодец.

— Благодарствую, кормилец. — Холоп поставил кубок за блюдо. — Коли нужда будет, я за дверью в конце прохода послежу.

— Шкодлив, но ловок, вороват, а сообразителен, — задумчиво покачал головой хозяин, провожая его взглядом. — Никак не пойму, приблизить али запороть такого надобно. Ну, друже, давай за встречу выпьем.

Бояре осушили кубки, накололи на ножи по кусочку ветчины.

— Хорошее вино, пряное, — одобрил выбор холопа дьяк. — А бабы мои, стряпухи, все кислятину всякую с утра притащить норовят. Вроде как кошт мой берегут, ан мне же через брюхо. Эх, давай еще по одной…

Иван Юрьевич разлил, они выпили снова.