Пока не зазвонил телефон - Оксана Обухова

Гущин сделал мысленную пометку: поговорить с непосредственной участницей размолвки, с Львовой.

— Даш, а Лариса тебя предупредила, что зайдет? Позвонила или просто наудачу забежала?

Девушка кивнула:

— Позвонила.

— Во сколько? — Ответ свидетельницы Гущин знал из ее показаний, спрашивал, чтобы помочь ей вернуться мыслями в тот вечер.

— Ларка позвонила около семи. Сказала, что забежит…

— Пришла расстроенная?

— Нет, довольная.

— Но она же поругалась с Евгенией Сергеевной, — изобразил недоумение майор. — Поругалась, но пришла довольной, так?

— Ну… — Девушка подхватила наигранное изумление, но сделала это простосердечно. — Странно… Я об этом раньше не думала. Лариса и вправду как будто приз выиграла…

— Интересно, какой? — подтолкнул следователь.

— Не знаю. — Дарья задумчиво прикусила нижнюю губу. — Но она была довольной — точно. Смеялась.

— Над чем?

— А надо всем. Так просто.

«Веселье Лара подцепила где-то в деревне, — сделал еще одну пометочку майор. — Ее телефонные звонки определили, с половины пятого она разговаривала только с Дашей… Интересно, кто и чем смог так обрадовать «русалку», если на ее настроении даже размолвка с хозяйкой не сказалась?»

Вопрос. Причем, совсем не исключено, коренной.

Сыщик подался вперед:

— Даша, постарайся, пожалуйста, вспомнить. Лариса не вела себя так, словно куда-то торопилась? Не поглядывала на часы?

— Да что вы! — совершенно искренне изумилась девушка. — Наоборот, это я ей напомнила, что уже начало десятого! Ларка в облаках витала, а я ей напомнила, что батька вот-вот начнет трезвонить или навстречу выедет и Ларка ему снова попадется!

— В смысле?

— Ну так она ж по берегу идти собиралась, а батька ей навстречу на машине выехал бы. Потом спросил бы, как разминулись, да еще бы и обнюхал. Я проводила Ларису через огород до реки, и все. — Даша загрустила. — Больше я ее не видела.

— Ты никогда ее не провожала дальше? — негромко спросил сыщик.

Дарья помотала низко опущенной головой.

Распрощавшись с девушкой и выйдя на улицу, сыщик сел на лавочку возле палисадника Селезневых и достал мобильный телефон. Позвонил Мартынову, узнал, что группа только-только прибыла к мосту ниже Заборья и собирается выгружаться. Стас сообщил, что будет позже, и отправился к Евгении, к которой появились вопросы.

Доковыляв до ворот, встретил там Аню и умильную Занозу, с подозрительным пристрастием наблюдавшую за соседскими курицами. Деланое равнодушие таксы ее хозяина не обмануло.

— Ань, фон Маргаритовна вообще-то охотничья собака, — с улыбкой напомнил сыщик. — Смотри, проморгаешь, соседи кур недосчитаются.

— Дак мы заплатим, — безмятежно заявила девочка. — И вообще-то я не проморгаю. А фон Маргаритовна — приличная собака.

— Ну-ну, — усмехнулся Гущин и вспомнил несколько бесславных стычек коротконогой таксы со столичными голубями. — Пожалуй, ты права.

* * *

Евгению майор нашел на кухне. Та крутилась между разделочным столом и плитой, где аппетитно булькал борщ и жарились котлеты. Увидев сыщика, Львова обрадовалась:

— Вы вовремя, Станислав. Сейчас обедать будем.

Гущину совсем не хотелось портить настроение хозяйке. Как известно, качество блюд напрямую зависит от душевного спокойствия повара.

Взяв паузу, майор дождался, пока Львова выключит огонь под кастрюлей и переложит котлеты со сковородки на блюдо. Сидя на крайне неудобном барном стуле у высокого разделочного «островка», он некоторое время наблюдал, как депутатка ловко накрывает стол, выставляет нарядные столовые приборы. Понимая, что за этим последует приглашение всех-всех на обед, Гущин приступил:

— Евгения, нам надо поговорить. Сядьте, пожалуйста.

Львова выполнила просьбу, села напротив и поставила локти на столешницу.

— Слушаю вас, Станислав.

— Евгения Сергеевна, — протокольно приступил майор, — почему вы не рассказали о том, что в вечер пятницы поругались с Ларисой?

Депутатка подняла вверх аккуратные выщипанные брови.

— Поругалась? — переспросила она, и Гущин сразу понял, что некорректно сформулировал вопрос. Как могла депутат Госдумы «поругаться» с деревенской девочкой-прислугой?! Но Львова уже сама скорректировала вопрос ответом: — Я сделала Ларисе замечание, Станислав Петрович. Попросила ее одеваться на работу менее откровенно.

— А как она была одета?

— Вызывающе. — Львова вскинула подбородок. — И мне казалось, что об этом не надо упоминать людям, которые видели ее… тело.

«В том и дело, что тело, — мысленно зарифмовал майор. — Причем облепленное мокрым платьем, разрезанным к тому же».

— Евгения Сергеевна, если можно, объясните, пожалуйста, что конкретно вызвало ваше недовольство?

Брови снова уползли под челку, но внимательный строгий взгляд Гущина напомнил, что депутат говорит со следователем. И тот не любопытствует, а работает. Причем по ее просьбе.

Львова на секунду опустила голову, переформатировала лицо из недовольного в спокойное. Вновь поглядев на сыщика, ответила четко:

— Лариса расстегнула платье до бюстгальтера. А платье и так излишне откровенно ее обтягивало и было коротким. Выставляя на стол перед мужчинами тарелки с едой, она нагибалась. — Евгения покривилась: — Мне нужно еще что-то объяснять? Надо описывать, как вываливались наружу ее… прелести из бюстгальтера?

— Наверное, это было не слишком аппетитно для ужинающих. — Гущин был стопроцентным мужиком и вовсе так не думал, но он старался помочь Львовой справиться с неловкостью. Не каждой женщине приятно признаваться в том, как она отреагировала на выставленные напоказ «достоинства» молоденькой прислужницы. — И все же, Евгения, — Стас намеренно убрал из речи официозность, — почему вы не рассказали о том, что дали нагоняй Ларисе?

Мадам депутат ответила совершенно хладнокровно:

— Я не считала, что это может как-то повлиять на следствие. Ларису я отчитала приватно. Наедине. То есть это не могло сказаться на ее судьбе: поговорили — разошлись.

— Но по этой причине Лариса в тот день ушла с работы раньше, так? Значит, это все-таки как-то сказалось.

Львова снова наклонила голову.

— Я принимаю ваш упрек, — проговорила едва слышно. — Если бы вы знали, — Евгения резко подняла к сыщику лицо с алыми пятнами на скулах, — как часто я упрекаю себя в этом! Вспоминаю, что плохо рассталась с несчастной девочкой!

— Так почему ж не рассказали? — мягко повторил сыщик.

— Я думала и до сих пор считаю: это не важно, — вновь обретая твердость, выговорила депутат. — Не существенно.