Любовница группенфюрера - Элли Мидвуд

Макс слегка нахмурился.

— Я не совсем понимаю вопрос, герр группенфюрер.

— Что-то необычное? Что-то, что привлекло ваше внимание?

— Ах, да. Наш поезд чуть не сошёл с рельс, когда мы отъезжали от Берлина. Кто-то забыл перевести стрелку, и поезд вынужден был совершить экстренную остановку. Это всё.

— Что случилось, когда поезд остановился? Поминутно, пожалуйста.

Макс, казалось, был весьма удивлён такому странному вопросу, но тем не менее продолжил говорить:

— Как только поезд остановился, все пассажиры чуть не попадали друг на друга. Мы тоже едва удержались на ногах. Багаж упал сверху, и я помог нескольким людям вернуть его на место. Затем мы заняли наше купе.

— А фрау Фридманн трогала какие-либо чемоданы?

— Да, вообще-то, да. Она пыталась помочь какой-то даме с ребёнком, но чемодан оказался для неё слишком тяжёл, и я помог ей вернуть его на верхнюю полку.

— Что было в чемодане?

— Я не знаю, герр группенфюрер, я не просил её его открыть. Она, кажется, сказала, что это были книги её мужа.

— Женщина путешествует одна с чемоданом, полным книгами мужа, и это не вызвало у вас никаких подозрений? Да вы же работаете в СД! Это ваша прямая обязанность, проверять все подозрительные чемоданы!

— Я прошу прощения за свою оплошность, герр группенфюрер. Я об этом не подумал.

Я на секунду задержала дыхание; кажется, доктор Кальтенбруннер начинал принимать мою версию.

— Ещё кое-что. На вас были перчатки?

— Я не уверен, по правде сказать… То есть, они были у меня при себе, но… Ах, да, точно, они были на мне! Я надел их как только закончил курить на платформе. Теперь я вспомнил.

— А на фрау Фридманн были перчатки?

— Нет, не было. Я с такой уверенностью это говорю, потому что помню, как подшутил над её крестом, что она всегда носит на запястье. Я сказал ей, что её муж обратил её в католичество быстрее, чем он смог бы обратить еврея перед Kristallnacht.

Доктор Кальтенбруннер хмыкнул над расистской шуткой. Казалось, он теперь был в немного лучшем настроении.

— Это всё, Хауптштурмфюрер Штерн. Вы можете вернуться на своё рабочее место. Благодарю вас, вы нам очень помогли.

Макс щёлкнул каблуками и салютовал группенфюреру, но в дверях всё же замялся.

— У Аннализы какие-то неприятности?

— Пока ещё трудно сказать.

Макс бросил на меня ещё один взгляд и вышел из камеры. Я снова осталась наедине с группенфюрером Кальтенбруннером. Я ждала, что он скажет дальше.

— Ну что ж, это было весьма неплохо, фрау Фридманн. Я впечатлён. Подозрительная незнакомка с ещё более подозрительным чемоданом. И ваши слова подтверждены сотрудником СД. Не знаю, как вам такое удаётся, но это достойно восхищения. — В его голосе всё ещё слышался сарказм.

— Я невиновна, вот и всё.

— Правда?

— Я не могу доказать это больше, чем я уже это сделала, герр группенфюрер.

— О, позвольте мне с вами не согласиться. Есть один очень простой тест, который развязывает языки даже у самых упрямых людей.

Я замерла, когда он поднялся со своего места, вынул свой кинжал и обошёл мой стул. Я даже дышать перестала, застыв с вспотевшими ладонями на коленях и бешено колотящимся сердцем. Он неспешно наклонился рядом со мной и прижал холодную сталь кинжала мне к горлу.

— А теперь попробуем ещё раз. Вы состоите в каких-то связях с сопротивлением?

— Нет.

— Не верю. — Он начал медленно поворачивать лезвие кинжала с плоской стороны на острую, уже больно царапая мне кожу. — Попытайтесь получше меня убедить.

— Я же уже сказала, нет!

Говорить в этот раз было трудно из-за приставленного к горлу клинка. Он повернул его ещё немного, и я почувствовала капли крови, выступающие под ножом.

— Второй промах, дорогуша. Последний шанс сказать правду.

Я уже поняла, как это работало. Сначала допрашиваемые держались своей версии, но вот к третьему разу пугались так, что начинали говорить всё как есть. Я и сама не могла решить, как далеко он мог зайти в своих «допросах,» и не перережет ли он мне и вправду горло. Чёрт его знал, что у него было на уме, но как бы то ни было, мне нужно было срочно придумать что-то, что нарушило бы его привычную схему работы.

Я осторожно повернула к нему голову и слега подалась вперёд, глядя ему прямо в глаза. Он нахмурился, но кинжал у горла всё же немного ослабил. Я потянулась ещё чуть ближе, медленно подняла руку к его шее и, едва дыша и безумно напуганная внутри, едва коснулась губами его губ. Он не пошевелился. Я придвинулась ещё немного, чуть не порезав сама себя, и прижалась ртом к его, молясь всем богам, чтобы он не оттолкнул меня. Он по-прежнему не двигался. Я сильнее обняла его за шею, только чтобы он не заметил, как дрожали мои пальцы. Сердце билось так громко, что я слышала его бешеный пульс уже у себя в висках. Я закрыла глаза и чуть приоткрыла губы, осторожно проводя языком по его губам, отчаянно надеясь, что это сработает.

Вдруг лидер австрийских СС схватил меня за косу и резко дёрнул её, запрокидывая мою голову назад. Он уронил свой кинжал мне на колени и уже сам накрыл мой рот своим, целуя меня уже по-настоящему. Я не сопротивлялась, наоборот, старалась быть как можно более послушной, хоть и хватка его на моих волосах была очень болезненной. Я едва коснулась пальцами кинжала, забытого у меня на коленях, но только на секунду; я снова подняла руки к его шее и притянула его ещё ближе.

Он укусил меня, нарочно конечно же, но я только снова прижалась к нему губами; он сильнее потянул меня за волосы, будто проверяя, насколько далеко можно было со мной зайти в этих полуогрызаниях, но я только осторожно положила обе ладони ему на лицо. Ему вскоре надоело со мной бороться, не встречая абсолютно никакого сопротивления. Он наконец отпустил мои волосы и теперь просто держал меня за шею, не больно, но просто чтобы лицо моё было рядом. Целовал теперь тоже без грубостей, но всё также настойчиво и жадно. Я ему наконец предложила то, чего он так давно от меня хотел, и он с готовностью забирал от меня всё до последней капли.

Я уже начала думать, что он и вовсе не остановится со мной; в конце концов, чем я отличалась от остальных женщин, каких он, согласно Генриху, насиловал в таких же допросных камерах? Но к моему удивлению он вдруг отпустил меня, когда я уже было смирилась со своей судьбой. Склонил голову набок, посмотрел чуть ли не с любопытством, затем вдруг облизнул палец, вытер кровь у меня с шеи и подобрал свой кинжал у меня с колен, где он так и лежал, нетронутый. Я ведь запросто могла его им заколоть, и я только теперь поняла, что он нарочно его там оставил. Он ухмыльнулся мне, уже совсем по-другому на этот раз.

— Поздравляю, фрау Фридманн. Вы прошли ваш тест.