Любовница группенфюрера - Элли Мидвуд

— Его настоящее имя Адам Крамер. Звучит знакомо?

Так он знал, кем был Адам на самом деле. Вопрос оставался, а знал ли он о наших с Адамом последних и не вполне легальных аферах?

— Это имя моего бывшего партнёра по танцам. Но он иммигрировал в Соединённые Штаты четыре года назад. Как он может быть в Берлине?

— Полагаю, что он вернулся.

— Зачем бы ему возвращаться?

— У меня есть на этот счёт небольшая теория, а вот прав я или нет, мы с вами очень скоро узнаем. Идём.

* * *

Пока я шла следом за группенфюрером Кальтенбруннером сквозь лабиринт коридоров, меня едва ли не трясло внутри от одной только мысли о том, что они сделали с бедным Адамом. Но когда мы остановились у камеры, дверь которой начал открывать один из охранников, я вдруг не могла заставить себя пошевелиться и так и застыла перед ней, пока группенфюрер Кальтенбруннер не взял меня за локоть и не завёл меня внутрь.

Теперь я поняла, почему нам пришлось идти так далеко: моя камера была на самом деле предопросной, для первичного этапа следствия. Эта же, в которую мы только что вошли, была предназначена для того, чтобы вытащить всё до последнего из допрашиваемого, и инструменты, разложенные на столе, выглядели достаточно устрашающими для того, чтобы разговорить людей ещё до того, как дознаватели взялись бы за них. Не знаю, как моему храброму Адаму удалось так долго продержаться. Я наконец нашла в себе силы поднять глаза к его неподвижной фигуре в углу, всё ещё прикованной наручниками к стулу. Голова его висела у него на груди, и хоть я и не видела его лица, его белая рубашка была насквозь пропитана кровью. Я снова отвернулась, изо всех сил стараясь не дать волю слезам. Не помню, чтобы я когда-то в жизни была так напугана.

— Эй, жидёнок! Подъём! К тебе посетители, — группенфюрер Кальтенбруннер окликнул Адама.

Адам не шелохнулся. Он был настолько неподвижен, что я на секунду подумала, что он был мёртв. Но доктор Кальтенбруннер по-видимому думал по-другому: он взял стакан воды со стола, который гестаповцы скорее всего держали для себя, сделал два шага к Адаму и выплеснул содержимое стакана ему в лицо. Адам дёрнул головой и наконец поднял её; лучше бы он этого не делал. Я прикрыла рот рукой в ужасе от того, что эти выродки сделали с ним. Один из его глаз настолько отёк, что был почти совсем закрыт, нос был явно сломан и всё ещё кровоточил, губы разбиты в нескольких местах, да и на всём лице его не было ни одного живого места.

«Бедный мой мальчик, бедный Адам, да что же они с тобой сделали? Почему же они тебя всё-таки поймали? Я только что брата потеряла, а теперь ещё и тебя у меня заберут?»

— Эй! — группенфюрер Кальтенбруннер щёлкнул пальцами у него перед лицом, заставляя его сфокусировать взгляд. — Ты узнаёшь её? Да не на меня смотри, на неё! Узнаёшь её, да или нет?

Адам медленно перевёл взгляд с высокого австрийца, стоящего перед ним, на меня, и ужас отразился у него на лице. Он, очевидно, не знал, что меня тоже допрашивали, или хотя бы надеялся, что нет. Я стояла за спиной доктора Кальтенбруннера, и он не мог меня видеть, поэтому я тихонько кивнула Адаму, надеясь, что он поймёт мою подсказку. Он понял.

— Да. Мы танцевали в одной труппе несколько лет назад, — ответил он хриплым голосом. Я только сейчас догадалась, что стакан с водой был ещё одним орудием пытки для гестаповцев: они нарочно не давали заключённым пить и оставляли стакан на столе прямо перед их глазами, но в недосягаемости, чтобы побыстрее их сломать.

— И что случилось потом?

— Потом я покинул страну.

— А вернулся зачем?

— Хотел помочь моим людям.

— Враньё.

Адам взглянул на группенфюрера Кальтенбруннера в непонимании, как и я. Тот, тем временем, отодвинул стул от стола, напротив которого сидел Адам, и подтолкнул меня к нему.

— Присаживайтесь, фрау Фридманн. Вот вам ручка и блокнот, и в ходе допроса я скажу вам, что мне нужно будет записать.

Недоумение на лице Адама сменилось на недоверие.

— Зачем вы её привели сюда? Она же не останется здесь, в то время как вы…

— Она здесь, чтобы помочь мне. — Доктор Кальтенбруннер сел на второй стул рядом со мной и закинул свои длинные ноги в чёрных начищенных сапогах на стол. — И она останется здесь, пока ты не расскажешь мне всё, что я хочу знать.

— Прошу вас, не делайте этого при ней, — тихо попросил Адам.

— Не делать чего? — Группенфюрер Кальтенбруннер вскинул брови. — Думаешь, бить тебя стану? Нет, у меня идея получше: как насчёт того, что я и волоса у тебя на голове не трону, а ты всё равно мне расскажешь, на кого ты работаешь и с кем?

Что-то верится с трудом, подумала я. Похоже, что Адам подумал то же самое и нахмурился.

— Думаешь, как такое возможно? Видишь ли, я очень хороший дознаватель. И я знаю, что всё, что на допросе нужно, так это найти одно слабое место, которое заставит человека заговорить, как на предсмертной исповеди. Иногда это физическое слабое место, а иногда — эмоциональное. И я думаю, что нашёл твоё.

С этими словами доктор Кальтенбруннер вынул свой пистолет из кобуры, наставил на меня и щёлкнул предохранителем. Я застыла, боясь и глазом моргнуть, в то время как Адам дёрнулся вперёд на своём стуле, насколько позволяли наручники.

— Нет, пожалуйста!

— Ага. Значит, я всё же был прав. — Лидер австрийских СС рассмеялся и убрал оружие обратно в кобуру. — Не бойся, я бы ничего ей не сделал. Она — мой очень близкий друг, и случись чего с ней, я бы очень расстроился.

«Так бы и расстроился?» Подумала я. «Вот уже второй раз за день приставляешь мне смертельное оружие к голове, и сей факт что-то очень сильно заставляет меня ставить под сомнение это твоё последнее утверждение!»

— Но ты только что показал мне, хоть и ненарочно, что случись чего с ней, ты бы тоже расстроился, верно?

Он смотрел на Адама не мигая, и мне совсем не нравилось, к чему он всё это вёл. Адам по-прежнему молчал, поэтому доктор Кальтенбруннер поднялся со стула и обошёл мой.

— Я думаю, что знаю истинную причину, зачем ты вернулся в Германию. Хочешь, поделюсь с тобой своими догадками? — снова спросил его группенфюрер Кальтенбруннер. Адам опять ничего не ответил, и он продолжил, — Я думаю, ты вернулся из-за неё.

Он опустил руки мне на плечи. Адам сдвинул брови.

— Я думаю, ты вернулся, потому что не мог оставаться вдали от неё. Вся твоя национальная гордость и желание помочь твоему народу — я на это не покупаюсь, уж извини. Она — главная причина, почему ты здесь. — Он слегка сжал мои плечи и заставил меня отслониться на спинку стула. — По правде говоря, я даже подозреваю, что у тебя к ней вполне серьёзные чувства.

Адам сглотнул, но промолчал.

— Ты можешь ничего и не говорить. Я очень хороший психолог и довольно неплохо читаю людей. Приходится, будучи шефом гестапо, понимаешь? — Группенфюрер рассмеялся. — И знаешь что? Я тебя не виню. Она очень, очень красивая девушка. Как можно в неё не влюбиться?