Охотник - Джеймс Олдридж

— Пойдем отсюда, — сказал он Скотти. — Лучше поесть на воздухе.

Они заперли дверь хижины и развели костер у самого озера.

Эта полоска воды была для Роя настоящим домом. Он любил плыть по ней и наблюдать, как она раздвигается перед ним в широкое полотно озера, как растут высокие скалы, а потом делаются ниже и пропадают, скрытые густой зарослью пихт, елей и сосен. Именно здесь он опять начинал особенно остро чувствовать лес. Для него это озеро было началом необитаемого края, который простирался необжитой и нетронутый до самого Гудзонова залива. То, что на карте между озером и Арктикой были помечены поселения и города, не имело значения. Это были великие канадские леса, и чем выше Рой поднимался по озеру Т, тем ощутительнее они его обступали. Когда дождь перестал и прояснилось небо, перед ним возникли знакомые скалы, деревья и хребты. Они так четко были запечатлены в его мозгу, что он даже не сознавал, что наблюдает их, и все же каждый раз он находил что-нибудь новое, особенно возвращаясь из Сент-Эллена.

— Ты замечаешь, как сосна и ель обгоняют березу, — сказал он Скотти. Они были на стыке основания и перекладины буквы Т. Напротив них, за самым широким плесом, был крутой склон хребта, протянувшегося по самому берегу на три-четыре мили. Им хорошо был виден лес по всему склону, лес, исполосованный неистовством лесоруба и огня. Это был молодняк по вырубкам, большей частью густые поросли крепкой березки, уже оголенной надвигающейся зимой. Березы ярко белели на фоне черной земли и скал, припиравших их к склону. Но как ни част был узор берез, темно-зеленые верхушки пихт и елей делались все многочисленнее. В битве за солнце между молодыми березами и хвойными медленнее растущие хвойные, в конце концов, брали верх. Рой знал, что они победят березу. Скоро вся округа станет опять хвойным лесом, если только неистовые лесорубы или яростные пожары не убьют всю молодую хвойную поросль.

— А что я тебе всегда говорю. Рой, — твердил Скотти. — Все в лесу меняется. То, что на время уходит, потом возвращается. Зверь тоже вернется, как и эти пихты.

Рой закинул голову и засмеялся:

— Тебе бы священником быть, Скотти.

— Не понимаю, чего это тебе всегда приходит в голову, — сказал Скотти.

— Всегда надеешься увидеть то, чего на самом деле нет, — настаивал Рой.

— А есть у тебя на тех островах капканы? — спросил Скотти, ненадолго перестав грести, когда они вышли на широкое место. Справа от них, в самом центре озера, над водой подымались два покрытых редким лесом островка — вершины двух подводных гор.

— Нет, когда замерзнет, я ставлю там капканы на лис, — сказал Рой.

— У тебя пропадают хорошие места для улова, — заметил Скотти. — На такие вот островки норки наведываются к уткам и чайкам в гнезда. Тебе бы поставить тут парочку капканов. Рой.

— Но через неделю-другую птицы все снимутся, — сказал Рой. — А с ними уйдут и норки.

— Так ведь это через несколько недель. И все равно, когда озеро замерзнет, норки там непременно будут.

Рой уже давно потерял надежду поймать хоть одну норку на этих островах, но сейчас он был полон энергии. Лес овладел им, и он повернул челнок к острову.

— Ладно, уговорил меня, Скотти! — закричал он. — Наддай, может успеем поставить капканчик-другой и вернуться домой засветло.

Их соединенными усилиями двенадцатифутовый челнок быстро резал тихую воду. Они так его гнали, что нос задрался, а корма осела. Откинувшись, они нарочно перенесли центр тяжести назад, чтобы скользить на одной корме и тем уменьшить сопротивление воды. Надо было быть первоклассным гребцом, чтобы так сильно грести при такой неравномерной и большой загрузке, но оба были мастерами своего дела. Они щеголяли друг перед другом, стараясь сильнее подать лодку на своем гребке. Удары весел становились все быстрее и резче, челнок все больше задирал нос, но ни одному из них не удавалось пересилить. Впрочем, вес и сила здесь не имели значения. Важно было мастерство и выносливость, и оба не сдали до самого острова.

Помогая друг другу, они поставили три капкана на обоих островах. Работали они споро и быстро, пустив в качестве наживки одну из подстреленных Роем уток.

— Скорее, Скотти, — сказал Рой и оттолкнул челнок от берега, едва дождавшись товарища. — Я вовсе не собираюсь катать тебя по озеру. Берись за весло. Я тебя так завожу, что ты к хижине на карачках потащишься. Наддай, Скотта! Наддай!

Теперь они по-настоящему спешили, и было не до разговоров. Только время от времени Рой откидывал голову и смеялся, смеялся их соревнованию, смеялся напряженному движению гибких плеч Скотти, мелькавших перед ним, смеялся терпкой радости быть снова в лесу вблизи от своего дома.

В конце концов. Рой измотал Скотти: тот был моложе, и ведь это был привычный путь Роя, который спешил домой. К тому же темнело, а Рой был неутомим в состязании с темнотой. Рой, можно сказать, греб за двоих к тому времени, как они втянулись в узкий залив озера и перед ними на самом берегу внезапно открылась приземистая бревенчатая хижина, словно присевшая на огромном плоском валуне.

— Ну, вот тебе приятное зрелище, — сказал Рой притомившемуся Скотти. — Хижина в лесу, возвращение охотника домой.

— Где его кто-то ожидает, — добавил Скотти.

Из трубы поднимался дым, и, когда они ввели челнок в скалистую бухточку, дверь хижины распахнулась и из нее вышли двое.

— Сохатый! — воскликнул Рой.

Это был крупный мужчина. Держался он небрежно, ходил не торопясь. С беспечностью истого лесного бродяги он невозмутимо прошагал двадцать ярдов, отделявших хижину от воды. Он был так похож на лесного зверя, именем которого его прозвали, что Рою всегда казалось, что ему пристали бы гордые и мощные рога настоящего сохатого.

— Да это никак Рой? — сказал Мэррей, и за этими словами не было никакой мысли, все было как на ладони, полно уверенности и спокойно до апатичности.

— А почем ты знал, что это не инспектор? — радостно заревел Рой, давая волю своему восторгу.

— Да еще с того берега слышно, как ты хохочешь, — сказал Мэррей.

— Хэлло, Самсон, — обратился Рой ко второму. — Я привез тебе твоего напарника.

Самсон был совсем другой. Где-то посредине между туго сбитым крепышом Роем и крепкой высоченной фигурой Сохатого. Не будь рядом Мэррея, Самсон казался бы великаном. Но не за рост наградили его кличкой. Он обязан был ею своей черной густой бороде. Бороде и еще решительным движениям, решительной походке и решительной осанке: полная противоположность Мэррею, который высился над ним волею природы, но не по собственной воле.

— Ты что, пьян? — спросил Самсон Роя.

— Спроси Скотти, — ответил Рой. — Он-то трезв, да совсем умаялся.

Мэррей и Самсон потащили в хижину мешки и ружья, а Рой со Скотти тем временем вытянули челнок из воды и опрокинули его на береговые камни. Рой подобрал двух пойманных крыс и пошел к хижине таким шагом, словно отправлялся в большой переход. Совсем отощавший Скотти ковылял вслед за Роем.