Вся la vie - Маша Трауб

   Моя бабушка, мамина мама, прошла всю войну фронтовым корреспондентом. Дружила с Маресьевым. Бабушка-фронтовичка покрасила хной раннюю, слишком раннюю седину, надела выходной костюм с приколотыми плашечками наград, занимавшими всю грудь, и пошла по кабинетам. Никогда не ходила и не просила. Но пошла. Маму восстановили – в дальнем северном городе. Мама окончила институт и вернулась в Москву. Написала Юрке Петрову сначала диплом, а потом кандидатскую. Юрка в знак признательности даже хотел на маме жениться, но мама решила не портить ему судьбу и карьеру. Юрка жест оценил. Потом они потеряли друг друга на много лет. Встреча была неожиданной.

   На мою маму написали заявление в милицию соседи: «Снесла стены в ванной, ведет антисоветскую пропагандистскую деятельность». Время – середина восьмидесятых.

   Юрка Петров, к тому времени начальник районного масштаба, увидел маму в «обезьяннике». Увидел и решил, что обознался. Потом зашел в кабинет к следователю и чуть не упал. Это была моя мама, его давняя безответная любовь.

   Мама сидела и отвечала на вопросы молоденького следователя. Подсказывала, что писать, как писать, где писать в протоколе допроса. Юрка Петров зашел в тот момент, когда мама рассказывала следователю про Афганистан. На столе лежала бархатная подушечка с бабушкиными орденами. Мама рассказывала мальчику-следователю историю Великой Отечественной войны и политическую подоплеку начала войны в Афганистане. Юрка чуть прикрыл дверь и слушал. Он всегда любил слушать мою маму.

   Мама была в ударе. Юрка не выдержал в тот момент, когда мама сказала белому от паники следователю: «Хочешь, парик сниму и шрам покажу?» Мальчик готов был сползти со стула. Юрка вспомнил про институтские занятия в анатомичке. Мама однажды легла на стол и прикинулась трупом. Юрка тогда грохнулся в обморок, увидев свою возлюбленную в обнаженном виде на цинковом столе. Мама так шутила.

   Мама успела только сделать один жест – поднести руку к голове и потянуть за волосы.

   – Оля, привет, – сказал Юрка, чем спас мальчика от неизбежного обморока.

   – О, привет, Юрка, я говорила, что писала тебе кандидатскую, но они мне не поверили. Как дела? – Мама говорила как ни в чем не бывало. Как будто они вчера расстались. Мальчик-следователь переводил взгляд с начальника на эту сумасшедшую тетку.

   – Слушай, Игорек решил, что я прошла всю Отечественную, представляешь?

   – Представляю, ничего удивительного, – ответил Юрка, вспомнив, что следователя зовут Игорем и что моя мама могла убедить кого угодно в чем угодно.

   Юрик забрал маму в свой кабинет, оставив Игорька переживать произошедшее. Они сели, разлили коньяк.

   – А ты правда в Афгане была? – спросил Юрка маму.

– Хотела. Мать не пустила. Ты же ее знаешь. Знал, точнее. Мама умерла, – сказала мама и кивком головы показала на бархатную подушечку.

   Юрка кивнул. Он помнил нашу бабушку. И моя мама была ему за это благодарна.

   – А чего ты мне мальчика пугаешь?

   – Да кто его пугал? Так, посмеялась…

   – А я женился, – сообщил Юрка.

   – А я дочь родила, – отозвалась моя мама.

   Так вот, мама пришла к Юрке за новым паспортом. Коньяк принесла. Юрка лично сбегал за шоколадкой. Потом еще раз сбегал за еще одной бутылкой. Потом позвонил жене и сказал, что задерживается на совещании. В кабинет заглядывали подчиненные Юрия Ивановича и тут же закрывали дверь – злой начальник улыбался и даже хохотал.

   Юрка отставил под ножку стола третью пустую бутылку коньяка и спросил:

   – Ты чего пришла-то?

   – За паспортом. Нарисуешь?

   – Нарисую.

   Юрка и нарисовал. Мама начала диктовать – число, месяц, год рождения. Но Юрка отмахнулся и даже обиделся:

   – Да помню я, помню…

   Месяц и день рождения Юрка написал правильно, а с годом промахнулся. Мама родилась в сорок девятом, а он написал двадцать девятый.

   – Ты сдурел, что ли? – беззлобно ткнула в цифру моя мама. – Я тебя на два года старше, а не на двадцать лет.

   Двойка на четверку не исправлялась. Решили оставить как есть.

   – На пенсию раньше выйдешь. – Юрка пытался загладить вину.

   По паспорту мама Киселева. Только Юрка написал через «и».

   – Кисель – проверочное слово, – поправила Юрку мама.

   Он кивнул, аккуратно наискосок зачеркнул «и», а сверху написал «е».

   Мама много лет ходила с таким паспортом. Он все никак не терялся.

   Так вот, для оформления бумаг на дачу маме понадобились геодезисты, чтобы нарисовать план участка. Геодезисты обещали приехать. Но сначала целый день шел дождь, потом был День танкиста, который отмечали геодезисты, а потом мама за ними поехала сама. Мама пообещала помочь в организации празднования в обмен на бумагу. Для убедительности мама позвякала заранее укомплектованным пакетом. Геодезисты пририсовали моей маме не только кусок общественной дороги, но и соседский колодец. К тому моменту они бы ей и дом соседский нарисовали, но мама решила не жадничать. Сосед, кстати, в Москве почувствовал неладное и приехал на дачу – как говорил потом, «сердце екнуло». Приехал вовремя – мама с пьяными в хлам геодезистами увлеченно перерисовывали план всей улицы. Геодезист даже соседскую кошку в плане нарисовал в масштабе один к десяти. И рассказывал моей маме, что он на самом деле художник-анималист. Сосед заглянул в план и увидел, что забор на его участке передвинут. Он от возмущения открыл рот, мама сунула ему в руки рюмку. Сосед сделал самое логичное в этой ситуации – влил водку в открытый рот. Еще через некоторое время он был готов подарить маме оттяпанную на бумаге сотку. Даже пошел за топором, чтобы раздолбать забор и передвинуть его уже физически, то есть фактически. Мама отговаривала. Но сосед уперся.

   – Я сказал подарю – значит, подарю, – горячился он. – Моя земля, что хочу, то и делаю. Наташка, отцепись!

   Наташкой звали жену соседа, которая уже час пыталась увести мужа домой и тянула его за рукав. Геодезисты, уезжая, пообещали, что если что – приедут и все нарисуют в лучшем виде.

   На следующий день мама решила, что ей нужен камин. Что-что, а деньги она тратит с чувством. И поехала этот камин выбирать, а заодно искать рабочих, которые его установят. Потому что для этого камина нужно раздолбать на фиг половину только недавно построенного дома, включая крышу. Это ей давно говорили, но мама не успокоилась. Хочу камин – и все.

   Вольные каминщики обещали приехать и оценить масштаб работ. Приехали спустя сутки, потому что в тот день шел дождь, а в дождь каминщики вместе с геодезистами не работают. Они предложили раздолбать на фиг другую, меньшую часть дома, но мама отказалась, потому что камин должен быть в гостиной, где кресла, а не в спальне, где кровать. Ребята предложили поменять местами кресла с кроватью, но мама не поняла замысла. Она даже была готова сидеть на вареной свекле с кефиром, потому что все деньги улетели бы в каминную трубу. А свекла с кефиром – это для моей мамы все, конец всем радостям жизни.