Драконов не кормить - Ирина Лазаренко

Ахниру и в голову не приходило, что Илидор мало о чём рассказывает другим драконам, даже если те его изредка о чём-нибудь и спрашивают.

Людские земли Уррек, двадцать девятый день сезона восточного ветра

В повозке было душно и темновато – «даже для дракона», сказали бы некоторые, но на самом деле драконы видят в темноте не лучше людей или эльфов. В пути Илидора укачало, и сейчас, когда телега давно уже не двигалась, на дракона продолжала накатывать тошнота. Долгая дорога после двух голодных дней в Донкернасе – то ещё удовольствие, да и в пути Ахнир Талай частенько «забывал» сказать сподручникам, чтобы покормили дракона. Так что в животе у Илидора болталось только несколько кружек воды и тоскливые голодные кишки, основательно разболтанные ухабистой дорогой. Запах прелого сена вызывал дурноту, голова кружилась от качки и голода – как во время первого полёта, подумал вдруг Илидор и радостно улыбнулся, несмотря на дурноту и сварливое урчание в желудке.

…наконец-то золотой драконыш сумел выбрался на стену, которая выходит на самую тёмную часть Айялы. Золотая чешуя блестит в свете звёзд, шея вытянута вперёд и вверх, ноздри жадно ловят ночной воздух, он наполняет грудь ужасом и восторгом.

Сегодня с крыльев Илидора сняли верёвки, и он знает, что теперь может летать. Другие эфирные драконыши – не такие, как он, другие эфирные драконыши думают, будто дело было вовсе не верёвках, а в запрете эльфов, другие эфирные драконыши не смогут взлететь, пока эльфы этого не позволят. Так говорит Куа.

Илидор подпрыгивает, цепляется четырьмя лапами за стену между зубцами, перевешивается наружу, голова идёт кругом. Если он не взлетит, то переломает себе кости, а то и разобьётся насмерть.

Но он взлетит, потому что он дракон, и его крылья уже развернулись в нетерпении, наполнились воздухом. Голова кружится сильнее, кажется, будто звёздное небо сейчас окажется сбоку или под ногами, но Илидору совсем не страшно: сердце сильно-сильно колотится в грудь изнутри и восторженно кричит ему, что самое лучшее на свете – быть драконом и лететь!

Сильно оттолкнувшись задними лапами, золотой драконыш отбрасывает от себя каменную стену и, хлопнув крыльями, падает в звёздное небо, как в воду…

– Эй! – полог разошёлся, в повозку заглянула круглая голова с двумя вихрами на макушке. – У вас тут человек в клетке! Вы в Урреке, эльфы, здесь такое не считается нормальным!

– Это дракон, джа, – донёсся сквозь полог негромкий голос Ахнира Талая, прибитый пылью долгой дороги.

Пауза.

– А. Ну ладно тогда. А точно дракон?

«Цок-цок» ногтем по металлу: Ахнир стучит по знаку Донкернаса на дорожной куртке.

Илидор знает, что такое «джа»: одно из обращений к людям, принятое в землях Уррека. Только Илидор ещё не сумел разобраться, почему одних людей Ахнир Талай называет «джа», других «ра» третьих «до» или «кей».

Сейчас будет проверка документов. Никто не может просто так рассекать с драконами где ни попадя, то есть за пределами донкернасского домена. Это правило можно понять, а вот чего Илидор понять не мог – как бы все эти люди и эльфы узнавали, что в повозке сидит дракон, если бы сами донкернасцы об этом не сообщали.

Если бы они с Ахниром ехали, положим, верхом, то кто бы узнал?

Впрочем рано или поздно какие-нибудь стражники в каком-нибудь поселении всё равно спросили бы о дорожных грамотах, да и ездить верхом Илидор, разумеется, не умел.

Каким, в кочергу, образом, он собирается передвигаться после побега, минуя всех этих стражников? Ведь лететь, не привлекая к себе внимания, золотой дракон, надо думать, не сможет, даже если выберет самые ненаселённые с виду места – Илидор уже уяснил: если ты хочешь что-либо утаить, то можешь смело рассчитывать, что в самом глухом лесу, самом заброшенном селении и самой глубокой реке непременно найдётся праздношатающийся эльф или человек, который увидит, запомнит, запишет и в красках нарисует именно то, что ты пытаешься спрятать. А догнать одного дракона на другом – невеликая сложность.

С улицы доносились обрывки фраз Ахнира, бормотание сподручников, ещё какие-то незнакомые голоса. Потом повозка дрогнула и куда-то потащилась.

Илидор сделал глубокий вдох, отчасти чтобы прогнать дурноту, отчасти – пытаясь различить запахи этого места, которые должны были просочиться через неплотно задёрнутый полог. Должны же?

Всё растворялось в вони гнилой соломы, пота, долгой дороги. А всё, что можно было разглядеть через недозадёрнутый полог – это жёлтый солнечный день. Золотой дракон жадно смотрел в эту полоску солнечного дня, в которой плясали пылинки и временами мелькали силуэты людей, переходивших дорогу за проехавшей повозкой.

Золотой дракон знал, что это место, этот большой посёлок людей называется Кваф.

Какой он, Кваф? Людный, яркий, тесный, шумный? Чем он пахнет – свежим хлебом, степным ветром, деревом, дорожной пылью, жареным салом, сапожной смолой, лошадиным навозом? Какие дома вокруг, глиняные, кирпичные, из соломы, чурок или камня? Как держатся люди, как разговаривают, одеваются, что носят в руках, как приветствуют друг друга? Во что играют дети?

Илидору хотелось ходить по посёлку и впитывать его в себя, подмечать всякие мелочи вроде расписных кувшинов на подоконниках, уличных котов диковинной расцветки, странных словечек, которые, услышав, повторяешь про себя, едва заметно шевеля губами. Хотелось жмуриться от солнца и посильнее топать ногами, следя, как клубится и оседает пушистая дорожная пыль. И ещё, конечно, хотелось срочно съесть всё, что готовят в этом поселении, вместе с посудой и ложкой.

Но нет, он лишь доедет в закрытой повозке до какого-нибудь спального дома, и его клетку вытряхнут на сеновале или в пустом сарае, или в другом месте, где сподручникам будет удобно за ним присматривать и где он не увидит решительно ничего интересного. А может, его и из повозки доставать не посчитают нужным, если отъезд к шахте запланирован на раннее утро. Просто бросят в клетку краюху хлеба или холодный початок варёной кукурузы, а может, печёную репу – и баиньки, Илидор, встретимся утром.

Привезём тебя к заброшенной шахте и скажем: давай, золотой дракон, лезь под землю и скажи, есть ли там что-нибудь ценное. А потом возвращайся в клетку, под задёрнутый полог в душной повозке.

Из Донкернаса вывозили только Хороших Драконов, то есть таких, которые не попытаются сбежать при первом удобном случае, ну или при втором. И это кое-что говорило о судьбе Плохих Драконов.

Илидора мало волновали клетки или Плохие Драконы, а вот что ему причиняло невыносимую, почти физическую боль – так это неудовлетворённое любопытство. Вокруг был целый мир, огромный, удивительный, красочный и вкусный, ждущий, когда же золотой дракон его исследует, рассмотрит, обнюхает, потрогает, – но делать это из-под полога повозки невозможно!