Драконов не кормить - Ирина Лазаренко

От этой близкости интереснейшего и желанного мира кругом и от невозможности преодолеть последние разделяющие их шаги Илидор раздражался и расстраивался. А потом принимался напевать, поскольку долго оставаться раздражённым и расстроенным золотой дракон не умел, а от пения ему делалось немного легче. Вот и сейчас он сидел на полу клетки, положив одну руку на согнутое колено, прикрыв глаза, и довольно громко напевал только что придуманный мотив. В мелодии было много воздуха, свободы, воодушевления и ожидания открытий, щекочущих любопытный нос, и постепенно дракону делалось не так обидно из-за того, что он снова увидит одни ошмётки вместо огромного и прекрасного мира.

Как будто мало того, что золотого дракона не возят через города. Почему не дать ему в своё удовольствие изучить хотя бы посёлок? Хотя бы одну улицу? Да хотя бы что-нибудь помимо сеновала, сарая или конюшни! Ну что плохого от этого случится?

Илидор так увлёкся пением, что не заметил, как к повозке подошёл Ахнир Талай и стал смотреть на дракона через отдёрнутый полог. Смотрел, смотрел с непривычной задумчивостью, прислушивался к его голосу, а потом окликнул, раз, другой и почти рявкнул в третий раз:

– Илидор, твою захухру!

Золотой дракон вздрогнул и умолк, но глаз не открыл и позы не изменил. Ахнир мимолётно поморщился.

– Сегодня переночуешь в доме. Попытаешься что-нибудь выкинуть – пожалеешь про тот день, когда вылез из яйца, понял?

Илидор, разом превратившись из расслабленного, полного пренебрежения дракона в дракона очень внимательного и удивлённого, медленно кивнул, поднялся и подошёл к решётке.

– Ты чего это такой добрый, Ахнир?

Эльф не ответил, поджал губы с видом бесконечного презрения и пропал из виду, и до дракона донёсся его голос, совершенно ледяной голос, который Талай использовал, чтобы дать понять: «Я знаю, что тебе не нравится моё указание, но даже в пасть дракона не поместится тот хрен, который я кладу на твоё мнение по этому поводу».

В повозку влезли сподручники, два коренастых и очень мрачных эльфа, которым, собственно и предназначался Ахниров тон. Илидор был настолько взволнован неожиданным послаблением, что у него кровь шумела в ушах, и он даже не осознавал, что стоит в клетке, вытянувшись в нитку, вцепившись в прутья решётки так, что немеют пальцы, а крылья плаща, наполовину развернувшись, трепещут за его спиной, как голодные коты при виде колбасной шкурки.

Замок звякнул. Впервые – не для того, чтобы Илидор отправился из клетки прямиком на задание или спать на каком-нибудь соломенном коврике в амбаре, пока эльфы по очереди несут караул. Его отведут в самый настоящий дом! Он увидит что-топомимо Донкернаса, шахт, каньонов и обрывков солнечных дорог, которые можно разглядеть из-за неплотно задёрнутого полога повозки!

Дверь клетки открылась, и Илидор, едва веря своему счастью, отпустил прутья решётки, шагнул наружу. Он даже не подумал, что, выходя из клетки без ясно высказанного эльфского разрешения, вполне может получить тычок под рёбра, но сподручники смолчали и не тронули его, только смотрели исподлобья, тоскливо и свирепо, как цепные псы, которым хозяин скомандовал «Место».

И что им не нравится? Им же легче, если дракон будет ночевать в доме: не нужно нести караул, можно спокойно отоспаться – ведь не подстилки же они охраняют, когда по очереди бодрствуют в ночи.

Полураздёрнутый полог чуть покачивался от движения нагретого солнцем воздуха, а за пологом был новый удивительный мир, и, если бы Илидор не боялся, что всё это – дурацкая шутка, он бы сейчас орал, пел и вприпрыжку летел навстречу этому чудесному миру, и плевать, что там думают об этом сподручники.

Но дракон не мог поверить в своё счастье до конца и всё ещё думал, что это может быть шутка. Пусть даже Ахнир Талай никогда в жизни ни с кем не шутил, насколько Илидору было известно.

По мнению золотого дракона, это являлось верным знаком однобокости умственных способностей Ахнира, но сейчас Илидор очень одобрял эту однобокость.

Дракон медленно делал шаг за шагом к пологу, запоминая это ощущение ожидания и предвкушения, от которого дрожало в животе, учащалось дыхание. Крылья трепетали, словно на сильном ветру, рот наполнялся слюной, а в воздухе чудился запах булочек с корицей.

Золотой дракон упивался этим моментом, обмазывался им, пил его взахлёб, так, чтобы было о чём вспоминать, даже если его сейчас с гоготом поволокут обратно в клетку.

С улицы донёсся радостный взвизг ребёнка, лай собаки, потом что-то с хрупаньем упало. Илидор наконец дошёл до полураздёрнутого полога, и его никто не остановил, хотя плечи чесались от тоскливых взглядов сподручников.

За пологом виднелась дорога с колейками, продавленными колёсами, и плетень вдоль неё. Потом дорога виляла влево, а взгляд упирался в стену неизвестных Илидору деревьев. На них висели парами небольшие ягоды, похожие на вишню, но почему-то оранжевые, а листья у деревьев были другие, более светлые и с ребристой каёмкой.

Затаив дыхание, в любой момент ожидая окрика или тычка, Илидор протянул руку и погладил полог. Плотная, магически укреплённая ткань невнятно-бурого цвета, покрытая пылью сотен дорог. За два года, что прошли с тех пор, когда его начали вывозить из Донкернаса, эта ткань была и тюремщиком, ограждающим золотого дракона от мира за пределами повозки, и сообщником Илидора, то и дело позволяющим увидеть хоть что-то там, снаружи.

А может быть, это была другая ткань.

Все эти повозки одинаковы, кочергу им в оглоблю.

Илидор развернул плечи так, что в спине хрустнуло, решительно вздёрнул подбородок, отбросил полог и тут же спрыгнул наземь, пока не успело случиться чего-нибудь ещё.

Его схватил в объятия солнечный вечер, напоенный запахами, звуками, красками и удивительнейшими открытиями! Оказалось, повозка стояла у большого дома, выстроенного в форме повёрнутого на ноги знака «ᴝ:», означающего звук «й-о». Точнее, несколько двухэтажных домов были выстроены вплотную друг к другу и соединены переходами таким образом, что получался этот знак. Образовавшуюся в середине тенистую площадку занимали столики торговцев. Возле них ходили туда-сюда женщины, одетые в светлые платья и платки, которые прикрывали головы и плечи, спускаясь до лопаток. На торговцах были длинные, до середины икр, подпоясанные рубашки из тёмной ткани и тёмные же штаны, на головах – тоже платки, но короткие и свободные, скорее даже не платки, а капюшоны. Илидор жадно ощупал глазами людей и переключился на здания: краснокирпичные, с четырёхскатными черепичными крышами и небольшими частыми окнами в обрамлении деревянных рам. Трубы основательные, квадратные, частью своей вынесены наружу, и выглядит это так, словно они дают домам дополнительную опору.

Илидор знал, что всё вот это нагромождение – и есть гостинный дом. Ему не раз доводилось видеть подобные, но всегда или в темноте или пробегом.

Жилые домики на другой стороне улицы были другие, глинобитно-соломенные, под соломенными же крышами, с низко утопленными окошками. Их закрывали от улицы низкие, по пояс, плетни. В один из дворов сутулый мужик закатывал двухколёсную тележку. Голова у мужика была простоволосой, ноги – босыми. Во дворе его встретила равнодушным гавканьем собака, звякнула цепью.