Час ночи - Галина Полынская

Лет тридцати пятисорока, среднего роста, худощавый, в темно-сером пальто, внешность он имел самую заурядную. Черты его лица, мелкие, словно стертые, напоминали мордочку какого-то грызуна, коротко стриженные светлые волосы были зализаны на косой пробор, и лишь неожиданно острый взгляд светло-карих глаз странным образом добавлял краски общему виду.

– На-а-адоже! – удивленно вскинув светлые брови, незнакомец заулыбался. – Целых полгода! Девиз у вас какой хороший: «Частный розыск. Помощь в беде». Это правильно, в беде надо помогать, люди нуждаются, все верно. А что это за название такое – «ЭФ»? Что оно означает?

–А ничо не означает, так, просто буквы «Э» и «Ф».

– Странно, я думал, все буквы что-то означать должны, если название из них собирается. А у вас, значит, вон как получается интересно. Не как у всех, да?

Старик пожевал губами и не ответил, лишь глаза прищурил, разглядывая незнакомца. Тот снова улыбнулся, сунул руки в карманы пальто и сказал:

– Ладно, пойду я. Всего хорошего.

–Прощевайте, – кивнул Никанор и не сходил с крыльца, пока мужчина не скрылся из вида. После смахнул снег со ступенек и вернулся в секретарскую.

– С кем ты разговаривал? – спросил Феликс.

– Да ходит тут какой-то хмырь, что-то вынюхивает.

– Человек?

– Ага.

– А, – махнул рукой директор и посмотрел на часы, – пусть тогда ходит. Поеду я, пожалуй, чего уже последние полтора часа высиживать.

– Езжай, сердешный, отдыхай, я тут присмотрю.

Только Феликс сел за руль своей «Ауди» и сунул ключ в замок зажигания, как ожил мобильник. Вызов шел от компании «Gnosis».

– Слушаю.

– Феликс Эдуардович, – прозвучал голос Павла, – мы с вами договаривались, что будете прозванивать нам почаще и сообщать…

– Да, я помню, просто не до звонков пока было. Чувствую себя нормально, вроде нет никаких сбоев.

– Прекрасно. Но все же…

– Сейчас домой еду. Давайте через пару часов созвонимся и поговорим подробнее.

– Да, хорошо, ждем.

Добраться домой удалось сравнительно быстро. На парковку заезжать Феликс не стал, оставил машину во дворе, благо оказалось свободное место почти у подъезда. Зайдя в вестибюль, он собирался кивнуть приветственно охраннику Алексею, но стеклянная конторка была пуста, негромко работал маленький телевизор, на столе дымилась чашка чая – видимо, охранник только что куда-то отошел.

В обозримом пространстве людей не ощущалось, значит, вполне можно было подняться на лифте. С тех пор как все лифтовые кабины стали полностью зеркальными, Феликсу чаще всего приходилось ходить пешком на двенадцатый этаж, чтобы ни в коем случае не столкнуться в лифте с другими жильцами.

Зайдя в кабину, он нажал на кнопку и нехотя перевел взгляд на свое отражение: костюм с рубашкой без головы и кистей рук. С момента начала приема препарата «Фелис-1», позволившего ему вести дневной образ жизни, частенько почти что явно проступали в зеркале штрихи лица и тела, Феликс постоянно ощущал себя на пороге величайшего события: вот-вот он снова увидит свое отражение, встретится с самим собой. Но дальше этих размытых штрихов дело не пошло. Затем и они пропали.

Двери лифта открылись, Феликс вышел на площадку, бросил взгляд на соседнюю квартиру и открыл дверь своей.

Зайдя в прихожую, он расстегнул пиджак и наклонился, чтобы снять ботинки, как вдруг его с головой накрыла тяжелая волна дурноты. Показалось даже, что она осязаемая, как плотная ткань, моментально обмотавшая лицо и тело. С осторожностью выпрямившись, Феликс сбросил обувь и, придерживаясь рукой то за стену, то за мебель, медленно пошел к ближайшей возможности присесть – на кухню. У самого порога дурнота нахлынула вновь. Но на этот раз она напоминала не плотную ткань, а тупой удар в голову, от которого мужчина пошатнулся и как подкошенный рухнул на пол.

Феликсу казалось, что он медленно поднимается со дна глубочайшей реки, багровая вода которой, густая как кисель, затрудняла, утяжеляла всякую попытку движения. Он пробирался сквозь трясину водорослей, черные ленты которых опутывали ноги и тянули обратно вниз, но Феликс упорно выплывал, бросая на это все свои силы.

Багровые воды расступились, выталкивая сознание на поверхность. Первыми возвратились ощущения: твердый пол, что-то мягкое под головой, нечто очень горячее рядом. Следом вернулись пока еще приглушенные звуки: цоканье птичьих когтей по мраморному полу и безостановочное карканье:

– Делайте! Что-нибудь делайте! Надо что-то делать!

Где-то над ухом пискнул крыс:

– Тише, Паблито! Кажется, он приходит в себя! Феликс, дорогой, ты меня слышишь?

Мужчина приподнял веки – сквозь ресницы пролилось тусклое багровое свечение, сверкнули черные иглы вертикальных зрачков. В обрамлении медного пламени волос над ним склонилось лицо Дааны. Губы девушки шевелились, она что-то говорила, но Феликс не слышал, что именно. Зато до слуха донеслось хлопанье птичьих крыльев: свистящее, резкое, явно не воронье – это в открытое кухонное окно влетела пара кречетов. Прямо в воздухе вокруг них словно взорвались белесые облачка, и на пол с метровой высоты опустились двое молодых мужчин в одинаковой светло-серой одежде.

Когда Петр и Павел возникли в коридоре, где лежал Феликс и сидели рядом с ним на полу Даана с Доном Вито, то девушка с крысой сразу же поднялись и отошли вглубь, к прихожей, где в панике бегал кругами ворон.

Павел опустился на одно колено, Петр присел на корточки, и они стали осматривать мужчину, неподвижно лежащего на спине. Заглянув в глаза с вертикальными зрачками, пощупав пульс на шее и запястье, оба вынули из карманов брюк сложенные в несколько раз матерчатые чехлы, положили их на пол и развернули. В одном чехле оказалось несколько небольших шприцев с колбами из материала со специальным светоотражающим покрытием, не позволяющим солнечным лучам проникать внутрь. Во втором из многочисленных креплений торчали короткие тонкие колбы-стержни с образцами составляющих препарата «Фелис-1» – штук тридцать, не меньше.

Павел поднял вверх правую руку, согнул пальцы, затем резко опустил ее вниз, и во время этого короткого движения кисть человеческой руки превратилась в птичью лапу с острыми загнутыми когтям. Когти эти полоснули по рукаву пиджака, буквально разрезая его от плеча до запястья вместе с рукавом рубашки. Получив доступ к венам, Павел набрал половину шприца густой и такой темно-красной крови, что она казалась черной, и передал Петру. По очереди в каждую колбу-стержень Петр принялся вводить микроскопическую дозу крови Феликса, причем делал он это с такой скоростью, что от силы минута потребовалась, чтобы крошечные черные капли оказались во всех пробирках. После Петр поднял развернутый чехол, встряхнул его и стал наблюдать, как ведут себя жидкости, как меняются их цвета и структура. И вскоре негромко произнес: