Долгая дорога домой - Сару Бриерли
Шрифт:
Интервал:
Наверное, о маме с папой этого не скажешь. Меня уверяют, что к нашей семье неодобрительно относились в местной индийской общине, где регулярно устраивались ужины и танцы. В Хобарте существовала довольно большая индийская община, в основном это были выходцы из Фиджи и Южной Африки, но было немало и приехавших из самой Индии. Одно время мы даже посещали мероприятия, организованные общиной. Но мои родители стали замечать, что к нам относятся несколько подозрительно, и пришли к выводу, что это связано с тем, что индийского мальчика увезла с родины белая пара. Стоит ли говорить, что я ничего из этого не замечал?
Мы сотрудничали еще с одной организацией – Австралийским обществом по вопросам международного усыновления, которое помогало усыновлять детей из-за океана. Мама принимала в его работе активное участие, помогала другим австралийским семьям разобраться как в постоянно меняющихся правилах усыновления, так и в каждой непростой ситуации, с которой доводилось сталкиваться австралийцам, решившимся взять в семью чужого ребенка. Благодаря этой организации я познакомился с другими детьми, которые прибыли в Австралию со всего мира, а теперь жили в смешанных семьях. Мама уверяет, что на первом пикнике, организованном этим обществом, я удивился – и несколько смутился, – когда узнал, что в Хобарте я не один такой «особенный». Было достаточно таких унизительных жизненных уроков, однако у меня появились и друзья, и одним из них стал Равви, индийский мальчик, который жил со своей семьей в Лонсестоне. Наши семьи часто ходили друг к другу в гости.
Благодаря этой австралийской организации я познакомился с другими детьми, прибывшими из «Нава Дживан». Моя подружка Асра попала в семью, которая проживала в викторианском городке Винчелси, расположенном на берегу реки, и наши семьи поддерживали постоянную связь по телефону. Через год после моего приезда в Австралию мы все встретились в Мельбурне, пригласили еще двоих мальчиков, которых усыновили австралийцы, Абдулу и Мусу. Я был счастлив увидеть знакомые лица, и мы наперебой делились впечатлениями о своей новой жизни, сравнивая ее с тем временем, которое мы вместе провели в приюте. Несмотря на то, что приют не казался нам чем-то ужасным, не думаю, чтобы кто-то из нас хотел туда вернуться. Казалось, что все они были, так же как и я, счастливы в Австралии.
Позже, в этом же году, в Хобарт прилетела сама миссис Суд, привезла с собой еще одну девочку, Ашу, которую я помнил по приюту. Я был рад вновь увидеть миссис Суд – она хорошо о нас заботилась на родине до отъезда в Австралию, она, наверное, была самым добрым и заслуживающим доверия человеком из всех, кого я встретил после того, как потерялся. Мне хочется думать, что она испытывала огромное удовлетворение, когда видела в новом окружении детей, которым ей удалось помочь. По роду деятельности миссис Суд приходилось иметь дело с детьми, страдавшими от душевных травм, но мне всегда казалось, что и отдача от добрых дел огромна. Возможно, иногда усыновление проходило не так гладко, как в моем случае, но посещение детей, которых она устроила в новые семьи, давало миссис Суд силы, необходимые для продолжения этой работы.
Когда мне было десять лет, родители усыновили еще одного индийского мальчика. Я очень обрадовался тому, что у меня будет брат. Откровенно говоря, мне казалось, что больше всего из родных мне не хватает младшей сестренки. В то время, когда меня спрашивали, что я хочу на Рождество, я отвечал нечто вроде: «Хочу, чтобы мне вернули Шекилу». Разумеется, я очень скучал по маме, но с самого начала моя новая мама изо всех сил старалась стать мне настоящей матерью, а еще я был просто счастлив оттого, что отец уделяет мне столько внимания. Они не смогли заменить мне родную маму, но сделали все возможное, чтобы боль от потери была не такой сильной. Единственное, чего мне по-настоящему не хватало, особенно когда я долгое время жил один, – это брата или сестры.
За Шекилу я нес личную ответственность. Именно к ней я был больше всего привязан и ее чаще всего вспоминал. Мама рассказывала, что время от времени я говорил, что чувствую свою вину, поскольку не следил за ней как следует. Наверное, я имел в виду тот вечер, когда ушел с Гудду.
Когда мама с папой подавали документы на усыновление в первый раз, они не высказывали никаких пожеланий относительно пола ребенка или чего-то еще. Они были рады усыновить любого бездомного ребенка, вот так у них появился я. Во второй раз они поступили точно так же. Мы могли бы попросить маленькую девочку или кого-то старше меня, но по воле случая у меня появился маленький братик, Мантош.
Я совсем не расстроился из-за того, что это была не сестричка, – от одной мысли, что в доме появится ребенок, с которым я смогу играть, меня охватывала радость. И – представляя, что он будет таким же спокойным и скромным, как я, – думал, что буду помогать ему привыкнуть к новой жизни. Он станет для меня тем, о ком я смогу заботиться.
Но мы с Мантошем оказались очень разными, отчасти потому, что все люди разные, но еще и потому, что жизнь в Индии у нас складывалась по-разному. Так что усыновить ребенка, особенно из другой страны, – это настоящий подвиг. Очень часто такие дети пережили в прошлом душевные травмы, потрясения, из-за которых им очень сложно привыкнуть к новой жизни, поэтому их бывает тяжело понять и еще сложнее помочь им. Я был замкнутым и немногословным; Мантош, по крайней мере поначалу, был шумным и непослушным. Он противился моему желанию помочь.
Общим для нас с Мантошем было то, что у обоих в прошлом было много «белых пятен». Он тоже рос в нищете, нигде не учился, поэтому не мог сказать точно, где и когда родился. Мантош приехал, когда ему было девять, свидетельства о рождении у него не было, как не было и медицинской карты и вообще каких-либо официальных документов, подтверждающих его происхождение. Мы празднуем его день рождения 30 ноября, потому что именно в этот день он ступил на землю Австралии. Как и я, он словно свалился с небес на землю, но, к счастью для него, он попал в руки четы Брирли из Хобарта.
Вот что нам известно на сегодняшний день: Мантош родился либо в самой Калькутте, либо в ее окрестностях и говорил на бенгали. Его мать сбежала из дома, где ее всячески унижали, и бросила сына, которого потом отослали к его больной бабушке. Но поскольку старушка и за собой толком ухаживать не могла, а тем более за маленьким мальчиком, она отдала его под опеку государства. В конце концов он оказался в ИООУ, в сиротском приюте миссис Суд, так же, как и я. Закон разрешает сиротам жить в приюте два месяца; за это время власти предпринимают попытки вернуть их в семью или организовать усыновление. Миссис Суд обрадовалась возможности передать его супругам Брирли и тому, что мы станем братьями.
Процесс усыновления Мантоша проходил не так легко, как в случае со мной. Из-за того, что у него были родители, даже несмотря на то, что он не мог вернуться к ним, – местонахождение его матери было неизвестно, а отцу он был не нужен, – возникли сложности при попытке его усыновить. По истечении двух месяцев его обязаны были вернуть в «Лилуа» – центр для несовершеннолетних, куда отправляли и меня, – а ИООУ продолжало делать попытки снять все вопросы с усыновлением Мантоша моими теперешними мамой и папой. В «Лилуа» Мантошу повезло меньше, чем мне. Его били и насиловали. Позже выяснилось, что в прошлом над ним ужасно издевались его родные дяди.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!