Отель "Ирис" - Еко Огава

– Милая девушка, ну чего же ты так перепугалась! Ведь у меня и в мыслях не было ничего дурного. Просто ошибочка вышла. Ошибка.

Пошатываясь, он опустил локти на стойку и уставился на меня налитыми кровью глазами. Почувствовав запах перегара, я снова начала кричать что есть мочи.

Моя мать сразу же вышла из комнаты. Другие постояльцы высунули головы из дверей. Точно такой же гул я слышала раньше, в ту ночь, когда в номере 202 останавливался переводчик.

– Что здесь происходит?

– Почему такой шум? Вы что не понимаете, что своим криком всех перебудили?

Каждый говорил то, что ему приходило в голову. В ту ночь я слышала точно такие же фразы.

Мой крик перешел в слезы. Не прекращая рыдать, я скорчилась в узком пространстве под стойкой. Я и сама прекрасно понимала, что не следует придавать происшедшему большого значения. Просто пьяный человек ошибся. Подняв сильный крик, я ничего этим не добилась.

– Хм… Девушка не понимает шуток. Как она побледнела! – раздался голос обиженного постояльца.

– Прошу ее извинить. Ведь она еще совсем ребенок. Дочка просто немного испугалась. Я с ней поговорю. Прошу вас, не обижайтесь. Отправляйтесь все отдыхать и извините нас за переполох.

Мать пыталась исправить положение, демонстрируя чрезмерную любезность.

– До каких пор ты будешь скулить? Он ведь только прикоснулся к твоей груди, правда? Он же не собирался тебя насиловать! У тебя же ничего не болит, не чешется. Как будто бы на тебя просто села муха, верно? Завтра я хорошенько с ним поговорю, и мы получим денежную компенсацию.

Под столом скопилась пыль, в которой лежало какое-то мертвое насекомое. У меня мгновенно покатились слезы. Я и сама не могла понять, почему плачу. После того как пьяница и другие гости удалились в свои комнаты, стало совершенно тихо. Только мать продолжала что-то ворчать.

Я подумала, что, наверное, плачу оттого, что хочу увидеться с переводчиком. Мне не терпелось с ним встретиться, чтобы ощутить тепло его кожи. Я просто не могла дождаться того мгновения, когда, при виде меня, на его обычно бесстрастном лице появится слабая улыбка. Мне так хотелось в одиноком доме на острове провести наш с ним тайный ритуал, повинуясь его приказаниям. Хотя завтра все эти желания должны были исполниться, подобная перспектива не приносила мне ни малейшего утешения.

Уборщица меня предала. Утром она не появилась в назначенный час в отеле.

– Должно быть, вчера переела, и теперь у нее болит живот, – сказала мать.

– Как же я смогу пойти к зубному? – робко спросила я.

– Разве нельзя сделать это завтра или послезавтра? Во всяком случае, сегодня ты пойти точно не можешь, это исключено. У нас полный отель постояльцев. Ну как можно доводить себя до расстройства желудка в самый разгар сезона! Просто безобразие!

Ни завтра, ни послезавтра меня не устраивали. Во что бы то ни стало я должна была прийти к цветочным часам сегодня. Мне хотелось закричать это, однако пришлось молча выслушивать слова матери.

– Давай-давай, поторапливайся, а когда закончишь накрывать в столовой, придешь помогать мне заправлять постели, хотя бы в одной комнате.

Как всегда, приказания матери нагоняли на меня хандру. Мне казалось, что меня избивают и унижают.

После завтрака я мыла посуду. Выбрасывала недоеденные ломтики ветчины, мыла испачканные йогуртом ложки и выливала остывший кофе.

Сейчас постояльцы опять начнут собираться в столовой. Первыми появились женщина с могучей грудью в бюстгальтере и шортах и юноша в солнечных очках. Я поспешно вымыла руки. Они заказали кофе-эспрессо и чай с лимоном. Когда я сказала, что есть только кофе-американо, женщина надула губы, а мужчина фыркнул. Я достала из холодильника лимон, который только что туда положила, и нарезала его ломтиками.

Потом они заныли: «У вас нет конфитюра из черники? Сыр слишком твердый, подогрейте еще раз тосты, а ножи слишком грязные…» И все это залпом, на едином дыхании.

Грязная посуда была горкой свалена в мойке. На чашке, из которой пила женщина, остались следы ее розовой помады. Сколько я ни терла чашку губкой – помада не отмывалась.

Выезжающие гости сгрудились в холле. Я слышала, как мать трижды меня позвала: «Мари, Мари, Мари!» Хотя было еще рано, но утренняя свежесть уже исчезла, и гости раздраженно звонили в колокольчик на стойке. Я швырнула испачканную помадой чашку в помойное ведро, и она раскололась со слабым звуком. Держу пари, наша уборщица наверняка выдумала себе болезнь. Она догадалась, что сегодня я буду ждать почтальона, и решила мне помешать. Возможно, она затаила на меня злобу за то, что я подняла перед матерью вопрос о шкатулке с бисером. Хотела ли она таким образом меня наказать? Или ей просто доставляло удовольствие делать все мне назло?

У меня не было способа отменить свидание. Дома у переводчика нет телефона. Любыми способами мне нужно успеть к двум часам. Я была готова сделать все, что только пожелает этот человек.

После того как поток постояльцев схлынул, я решила тайком от матери снова позвонить уборщице.

– Как ваш живот? – спросила я.

– Спасибо за беспокойство, – ответила она, как мне показалось, с уверенностью человека, успешно выигравшего сражение.

– Надеюсь, вы не пьете слишком много пива?

– А почему бы и нет? В такую жару это объяснимо.

– Мама недовольна.

– Она из тех людей, которые вечно всем недовольны.

– Зачем вам понадобилось притворяться больной?

– Притворяться больной? – Уборщица рассмеялась, словно сочла мои слова смешными. – Перестань говорить глупости! Зачем мне лгать, чтобы не пойти на работу? Я ведь этим зарабатываю себе на жизнь.

– Не делайте вид, что не понимаете.

Мать выключила пылесос, и внезапно стало тихо. Я приблизила трубку к губам и прикрыла ее ладонью:

– Я разгадала ваш замысел. Вы хотите таким способом задержать меня в отеле, чтобы я не могла пойти к зубному.

– Какие глупости ты говоришь. При чем тут я? Ты собиралась пойти к зубному, но не пошла, а меня это не касается. Дантист – это дантист. Просто дантист.

Я услышала в телефонной трубке звук размешиваемого льда: она что-то пила. Как всегда, уборщица была занята жадным поглощением пиши, причем даже не пыталась это скрывать.

– Почему ты решила, что я притворяюсь больной? У меня действительно болит живот. Причем настолько сильно, что я не могу убирать комнаты. И между прочим, твоя мама разрешила мне сегодня остаться дома.

Должно быть, уборщица говорила с набитым ртом, и мне иногда было трудно разобрать слова, которые она произносила, но я решила не обращать на это внимание и решительно сказала:

– Чтобы в половине второго вы появились в «Ирисе»!

– Извини, но это невозможно.