Мозаика Бернса - Дайана Мэдсен

— И да будет позволено заметить, — словно оправдываясь, продолжила тетя, — приняла я всего капельку.

— Чего я не понимаю, тетушка, так это почему твой поверенный не выставил такой раритет на продажу. Он мог бы выручить миллион долларов, если не больше.

— Со слов Джорджа, фирма не пожелала ввязываться в долгие разбирательства. При отсутствии документов ей не удалось бы аутентифицировать находку. К тому же Джордж опасался, что стоит начать процесс узаконивания, слетится целая куча адвокатов, которые станут утверждать, что ящик и его содержимое принадлежат Джеку или Джилл, бывших некогда клиентами фирмы. Начнут говорить, что контора «Мюррей и Максуини»…

— …непрофессиональна, неуместна и ничтожна, если перефразировать Перри Мейсона, — закончила за нее я.

— Да еще и халатно ведет дела, — добавила мама. — Фирма обанкротилась бы быстрее, чем Джордж успел исполнить припев из «Старой доброй песни».

— Короче, куча проблем, — заявила тетя. — Я же, как пояснил Джордж, приобрету статус добросовестного покупателя. А если мне придет в голову отказаться, он вступит в контакт с двумя американскими коллекционерами из общества памяти Бернса. Те такое сокровище с руками оторвут.

— И все-таки, тетушка, насколько понимаю, любой из американцев отвалил бы Джорджу в разы больше, чем ты. Почему тогда он продал находку тебе?

Дракон молчал.

— Отвечай же, тетя!

— Скажи ей, Элизабет, — потребовала мама.

— Ладно. Но ты никому, никому не говори об этом. Джордж и я… ну, как бы выразиться… Мы были оччэнь хоррошими друзьями.

— Вы были очень хорошими друзьями, и именно поэтому он продал ее тебе?

— Ди Ди, — мама строго поглядела на меня. — Не смущай свою тетю, она старается как может.

— Ну хорошо. Немного больше чем оччэнь хоррошими друзьями, — выдавила тетя, внимательно рассматривая коврик под ногами.

— Ты, наверное, хочешь сказать, что вас некогда объединяли пламенные чувства? О Боже! Это объясняет все. И скорее всего, вся эта штука — подделка.

— Но ты не можешь на самом деле думать так, Ди Ди! — вскричала тетя. — Стихотворение, куски стекла… Все это выглядит таким… таким настоящим. У меня от их вида сердце начинает биться. А у тебя разве нет, девочка?

Пару минут назад я это ощутила, но не была сейчас намерена в чем-либо соглашаться с Драконом.

— Ты должна провести это расследование для меня!

— Не могу, тетушка. У меня сверхсрочная работа для «Хай-Даты». Именно из-за нее я не смогла встретить тебя вчера, и времени у меня совсем нет. Но я охотно подскажу какого-нибудь эксперта…

— Но это ведь ради семьи. Ради Шотландии. Разве может что-нибудь быть важнее? Так что забирай эти бесценные реликвии и приступай к работе.

Элизабет сложила все в шкатулку и вручила ее мне.

Я уже собиралась вернуть ей вещь со словами, что не могу ничего расследовать на такой зыбкой почве, но тут вдруг вспомнила, как недавно в программе «Антикварные гастроли»[15]видела похожую шкатулку. Причем выяснилось, что она с секретом. Заинтригованная, я стала вертеть тетин экземпляр в руках, нажимая на ее поверхность так, как делал эксперт в телевизоре. И почти уже сдалась, когда в задней стенке открылся вдруг миниатюрный ящичек.

— Поглядите-ка! — охнула мама.

— Потайное отделение, — тетушка всплеснула руками. — Хоррошая девочка!

И она похлопала меня по плечу.

В ящичке лежал сложенный лист бумаги. Я подцепила его ногтем и бережно развернула. На нем те же самые буквы «КБ», что и на лицевой стороне шкатулки.

— Что там написано? — спросила тетя.

— Тут значится: «Подарено в октябре 1787 автором». Это совпадает по времени с эпизодом в гостинице «Золотой Лев». Что же кроется за этим «КБ»?

— Увидим. Я правильно сделала, доверив дело своей племяннице и никому иному. Полагаюсь на тебя, Ди Ди.

Тетя подошла к столу и плеснула себе еще виски.

— Хой ункдос! — провозгласила она и пригубила бокал.

Мы с матерью переглянулись.

— Снова у нее эти древние тосты, — вздохнула мама. — Как понимаю, данный поднимают за изгнание чужаков.

— Мне можно не объяснять, что под этим подразумевается: сторонники Стюартов, якобиты, провозглашали этот тост за свержение ганноверской династии.

— Ага, — подтвердила тетушка.

— Если мы сейчас же не сядем за стол, — вмешалась мама, — манглвурцели,[16]которые привезла с собой Элизабет, совсем остынут.

Я зажгла свечи, поставила «Шотландскую симфонию» Мендельсона — тетину любимую — и помогла накрыть на стол. Обычно мы не едим манглвурцели иначе как 25 января, во время торжественного обеда в честь дня рождения Бернса, но сегодня это шотландское овощное блюдо входило в меню наряду с вишневым десертом под названием «Пьяный лэрд». Относительно последнего позволю себе воздержаться от комментариев.

После ужина мы трое и Кавалер уселись вокруг рождественской елки и приступили к ритуалу вскрытия подарков. Я и мама прихватили по небольшому бокалу портвейна, тогда как тетя помаленьку приканчивала «Гленливет». Разумеется, мы заменили содержимое наших бокалов на воду, когда Элизабет подняла традиционный верноподданический тост за «Короля за Водой!» — этот символический тост якобиты провозглашают до сего дня в честь беглецов Стюартов, укрывшихся за морем. В обществе тети я нередко ловлю себя на мысли, что забываю, в каком веке живу. Но если отбросить мелочи, праздник удался на славу. Маме понравились розовый банный халат и тапочки, выбранные мной, а я горячо поблагодарила ее за набор дорогой косметики от Боргезе. Я не стала объяснять ей, как она пригодится для маскировки во время визитов в чужие дома.

Тетушка вручила мне очаровательный небольшой сверток. Внутри оказалась булавка из чистого серебра с выгравированным гербом Бьюкененов и девизом этого клана: «Clarior Hinc Honos», что переводится как «Я помогаю храбрым». Мне все это было знакомо — припомнился рассказ отца, что наш герб содержит изображение в верхней части герцогского головного убора — это было сделано в честь сэра Александра Бьюкенена, сразившего герцога Кларенса в битве при Боже в Нормандии в марте 1421 года и получившего в качестве трофея его корону.

— Тетушка, это же…

— Это вещь ррэдкая, девочка, — кивнула та. — Причем весьма дорогая. Смотрри не потерряй.

Смотрела я на булавку, но видела печатку на мертвой руке Кена и слышала голос Фрэнка, пояснявшего, что их семейное кольцо — «вещь редкая и весьма дорогая».