Станислав Лем - Геннадий Прашкевич

В «Магеллановом облаке» Станислав Лем использовал все к тому времени накопленные им знания. Кибернетику изучает главный герой романа, в экипаже «Геи» работает много специалистов по информационным технологиям, по управлению космическим кораблём. Многое во время написания романа (вот он истинный дух эпохи) нельзя было называть впрямую. Ту же кибернетику в СССР, а значит, во всём социалистическом лагере подвергали остракизму, писателю пришлось прибегать к вынужденным неологизмам, — почему бы, скажем, не назвать кибернетику «механоэвристикой»? — грамотный читатель поймёт. Настоящий гимн в этом романе Станислав Лем пропел во славу трионов — устройств запоминания информации на кристаллах кварца. Довольно долго эта выдумка Лема считалась чистой фантастикой, но в последние годы мировые информационные технологии успешно разрабатывают именно кристаллические запоминающие устройства.

В романе «Магелланово облако» впервые появился ещё один необычный фантастический термин, изобретённый автором: фелицитология — наука о счастье. К этой теме (вечной и трудной) Станислав Лем будет возвращаться неоднократно. С годами он тщательно изучит все составляющие изобретённой им науки, даже, казалось бы, не самые главные её аспекты.

Вот характерный пример.

«В коммунистическом обществе фелицитологам, учёным, изучающим счастье, много забот причиняла проблема уникальности некоторых предметов, бывших произведениями природы или делом рук человека. Казалось, к этому случаю, и только к нему одному, неприменим был основной принцип коммунизма, гласящий — “каждому по его потребностям”. На Земле было много предметов, существовавших в одном или немногих экземплярах: полотна крупнейших художников, скульптуры, драгоценности. Конечно, можно снять много точных копий, чтобы удовлетворить всех желающих, но то были бы только копии. Унаследованное от предыдущих общественных формаций стремление к обладанию ценностями породило немало странностей. Одной из них была так называемая мания коллекционирования. Неустанно растущая продукция благ позволяла каждому обитателю Земли получить всё, что бы он ни пожелал, независимо от того, нужно ли ему это в действительности или желаемое им всего лишь призвано удовлетворить неуёмную жажду обладания. Чувство радости, вытекающей из самого факта обладания каким-либо предметом, бессмысленное и даже смешное для нас (людей будущего. — Г. П., В. Б.), порождало много проблем, разрешить которые было нелегко. Говорилось, например, что в будущем у каждого окажется так много разных прекрасных вещей, что за автоматами, которые будут заботиться о собственности, должны будут наблюдать другие автоматы, за этими — другие и так далее. Только применение трионовой техники ликвидировало подобные псевдопроблемы. Любой существующий предмет сегодня может, как говорят, “иметь по триону”. Если, например, кому-нибудь захочется получить картину древнего художника Леонардо да Винчи, изображающую Мону Лизу, то он может повесить в своей квартире в рамке телевизионного экрана именно эту картину, переданную трионом, и единолично любоваться её красотой…»

Герои «Магелланова облака», как и герои другого замечательного романа того времени «Туманность Андромеды», написанного советским писателем Иваном Ефремовым, утверждают себя не только непрестанным научным поиском, но и выступлениями на Олимпийских играх. Они гармоничны во всём. С этой точки зрения схожесть раннего Лема с Иваном Ефремовым бросается в глаза. Это можно проследить даже по названиям глав. В «Магеллановом облаке»: «Марафонский бег», «Прощание с Землёй», «Трионы», «Золотой гейзер», «Девятая симфония Бетховена», «Совет астрогаторов», «Коммунисты», «Столица Центавра», «Красный карлик», «Падающие звёзды», «Цветы Земли». В «Туманности Андромеды»: «Железная звезда», «Эпсилон Тукана», «В плену тьмы», «Река времени», «Легенда синих солнц», «Симфония фа минор цветовой тональности 4.750 мю», «Красные волны», «Школа третьего цикла», «Тибетский опыт», «Остров забвения», «Совет звездоплавания», «Ангелы неба»…

Вера в будущее.

Величайший оптимизм.

Любая проблема в будущем может быть решена.

В немалой степени потому, что сила человека всегда опирается на его прошлое — на правильные решения, принятые когда-то, на правильные нужные решения, сформировавшие нового человека. Бесполезных чувств не бывает, говорит один из героев Станислава Лема. Неудачи, страдания, огорчения необходимы. Великие трудности, которые мы преодолеваем, возвеличивают нас, тогда как удовлетворение желаний, пока они по-настоящему не развились и не созрели в человеке, может принести гораздо больше вреда, чем пользы. Мы достигаем в этой жизни тем больше, чем более трудные цели ставим перед собой.

Звучит дидактично.

Но ведь срабатывало.

Били день, били третий.

Не добились, чего хотели.

Били круглые сутки.

В общем и целом — с неделю.

— Говори, говори! — кричали. —

Нам и так известны отлично

Имя твоё и фамилия, и подпольная кличка!

Головой его колотили по столешнице по дубовой.

— Хоть фразу скажи нам, падаль, хоть единое слово!

И паспорт, и визу на выезд выудили ищейки,

И шифрованные инструкции на чемоданной обклейке.

И лишь когда «томмиган»[27] показали, он перестал молчать.

Он сказал: — Уберите скатерть, я буду сейчас блевать.

До смерти били снова — не выбили больше ни слова.

И в Майданек за проволоку бросили полуживого.

Но удрал он из-за колючей от конвоя и пистолета…

Так что же такое слава, если пройдёт и эта?[28]

В далёком будущем даже проблема неразделённой любви перестанет оставаться неразрешимой. «Можно представить себе такую картину. Мужчина любит женщину, а та не разделяет его чувств. Других препятствий к сближению у них нет, поэтому женщина принимает пилюлю, преобразующую черты её характера, мешавшие ей полюбить именно этого человека, и всё кончается к обоюдному удовольствию».

Почему бы и нет? Человек должен быть счастлив. Это тоже сближало книги Станислава Лема и Ивана Ефремова.

Как и ожидание тех колоссальных перемен, которые могут прийти с успехами мировой науки.

Пятидесятые годы — особенные годы. С одной стороны — ужасное дыхание холодной войны, постоянная угроза того, что зыбкое мировое равновесие вот-вот рухнет, а с другой — напряжённое ожидание невероятных чудес. Истинных чудес. Считалось, например, что скорый выход в космос сблизит народы. К сожалению, этого не произошло. Любовь небесная и любовь земная остались любовью земной и любовью небесной. Вот почему писателю приходилось так часто вставлять в текст романа дежурные фразы. «После победы коммунизма просвещение стало развиваться с необыкновенной быстротой». И всё такое прочее. И всё же, всё же…