Москва при Романовых. К 400-летию царской династии Романовых - Александр Васькин

Видели в Новоспасском и царей-братьев Ивана и Петра. А в 1716 году Петр I, выражая особое свое отношение к монастырю, велел отлить для него большой колокол. А ведь в это время Россия воевала с Швецией, и, согласно указу императора, церковные колокола переливали в пушки!

Но чем меньше романовской крови было в каждом следующем монархе, тем реже они посещали могилы предков. Последней, кто привечала монастырь, была Елизавета Петровна. А уж при Екатерине II ни о каком особом отношении к Новоспасскому не было и речи – зов предков манил ее совершенно в иные края. Считанные разы бывали здесь Александр I и Николай I.

1812 год огненным ураганом прошелся по обители – многие гробницы Романовых были утрачены, осталось чуть больше тридцати. Восстановить родовую усыпальницу решил Александр II в 1857 году, в результате чего гробницы были отделаны белым камнем.

Николай II приходил в усыпальницу вместе со своими детьми в 1913 году во время празднования трехсотлетия царской династии. А последним из Романовых, чей прах нашел пристанище в родовой усыпальнице в 1995 году, стал великий князь Сергей Александрович, погибший от бомбы террориста Ивана Каляева 4 февраля 1905 года (об этом мы расскажем в следующих главах).

Новоспасский монастырь. 1882 г.

Переломным моментом в отношениях Романовых и Москвы является перенос столицы в Санкт-Петербург, явившийся личной и глубоко субъективной инициативой Петра I. Петр Москву не любил и даже боялся. Да и как любить город, еще с детства ставший для него олицетворением постоянного страха за свою жизнь.

Навсегда запомнил он май 1682 года, когда перед его глазами развернулась кровавая трагедия – натравленные сестрой Петра, Софьей, стрельцы пришли в Кремль, чтобы посмотреть на его брата Ивана. Софья нашептала стрельцам, будто Ивана уж и нет в живых. Растерянных Петра и Ивана вывели из царского терема на Красное крыльцо и показали стрельцам, которые, однако, не успокоившись, жаждали крови. Разъяренная толпа потребовала выдать им на растерзание наиболее известных и влиятельных бояр.

Десятилетний Петр видел, как бросили на копья главу Стрелецкого приказа князя Михаила Долгорукого, как изрубили на куски боярина Артамона Матвеева, ближайшего соратника его отца, как расправились, а затем глумились над телами его дядюшек – Ивана и Афанасия Нарышкиных. А ведь они были братьями его матери, царицы Натальи Кирилловны Нарышкиной. Что и говорить, зрелище ужасное даже для взрослого человека с уравновешенной психикой. А тут ребенок. Вот потому-то так быстро и повзрослел Петр Алексеевич.

Попытка узурпации власти Софьей и последовавшая за этим Хованщина стали продолжением длинной череды противоречивых событий, сформировавших негативное отношение Петра к Москве. Став постарше, он практически переехал жить в Преображенское, расценивая пребывание в Кремле как большую опасность для себя. Вот как пишет об этом Ключевский:

«События 1682 г. окончательно выбили царицу-вдову из московского Кремля и заставили ее уединиться в Преображенском, любимом подмосковном селе царя Алексея. Этому селу суждено было стать временной царской резиденцией, станционным двором на пути к Петербургу. Здесь царица с сыном, удаленная от всякого участия в управлении, по выражению современника князя Б.И. Куракина, «жила тем, что давано было от рук царевны Софии», нуждалась и принуждена была принимать тайком денежную помощь от патриарха Троицкого монастыря и ростовского митрополита. Петр, опальный царь, выгнанный сестриным заговором из родного дворца, рос в Преображенском на просторе. Силой обстоятельств он слишком рано предоставлен был самому себе, с десяти лет перешел из учебной комнаты прямо на задворки. Легко можно себе представить, как мало занимательного было для мальчика в комнатах матери: он видел вокруг себя печальные лица, отставных придворных, слышал все одни и те же горькие или озлобленные речи о неправде и злобе людской, про падчерицу и ее злых советчиков. Скука, какую должен был испытывать здесь живой мальчик, надо думать, и выжила его из комнат матери на дворы и в рощи села Преображенского. С 1683 года, никем не руководимый, он начал здесь

продолжительную игру, какую сам себе устроил и которая стала для него школой самообразования, а играл он в то, во что играют все наблюдательные дети в мире, в то, о чем думают и говорят взрослые. Современники приписывали природной склонности пробудившееся еще в младенчестве увлечение Петра военным делом. Темперамент подогревал эту охоту и превратил ее в страсть, толки окружающих о войсках иноземного строя, может быть, и рассказы Зотова об отцовых войнах дали с летами юношескому спорту определенную цель, а острые впечатления мятежного 1682 года вмешали в дело чувство личного самосохранения и мести за обиды. Стрельцы дали незаконную власть царевне Софье: надо завести своего солдата, чтобы оборониться от своевольной сестры. По сохранившимся дворцовым записям можно следить за занятиями Петра, если не за каждым шагом его в эти годы. Здесь видим, как игра с летами разрастается и осложняется, принимая все новые формы и вбирая в себя разнообразные отрасли военного дела. Из кремлевской Оружейной палаты к Петру в Преображенское таскают разные вещи, преимущественно оружие, из его комнат выносят на починку то сломанную пищаль, то прорванный барабан. Вместе с образом спасителя Петр берет из Кремля и столовые часы с арабом, и карабинец винтовой немецкий, то и дело требует свинца, пороха, полковых знамен, бердышей, пистолей; дворцовый кремлевский арсенал постепенно переносился в комнаты Преображенского дворца. При этом Петр ведет чрезвычайно непоседный образ жизни, вечно в походе: то он в селе Воробьеве, то в Коломенском, то у Троицы, то у Саввы Сторожевского, рыщет по монастырям и дворцовым подмосковным селам, и в этих походах за ним всюду возят, иногда на нескольких подводах, его оружейную казну. Следя за Петром в эти годы, видим, с кем он водится, кем окружен, во что играет; не видим только, садился ли он за книгу, продолжались ли его учебные занятия. В 1688 году Петр забирает из Оружейной палаты вместе с калмыцким седлом «глобус большой». Зачем понадобился этот глобус – неизвестно; только, должно быть, он был предметом довольно усиленных занятий не совсем научного характера, так как вскоре его выдали для починки часовому мастеру. Затем вместе с потешной обезьяной высылают ему какую-то «книгу огнестрельную».

Для мужающего Петра в те годы основным способом защиты было бегство из Москвы. Взять хотя бы тот памятный отъезд в Троицу в 1689 году:

«Последнее по времени публичное столкновение Петра с Софьей произошло в июле 1689 года и было связано с торжеством по случаю возвращения Голицына из Крымского похода. Этот поход, как отмечалось выше, не принес славы ни ратным людям, ни их начальнику. Тем не менее Софья не скупилась на награды за сомнительные боевые подвиги, стремясь тем самым заручиться поддержкой стрельцов в надвигавшемся столкновении с Петром.