Записки героя труда. Том 1. Мемуары - Юрий Копаев

Моих друзей «оприходовали» сразу, а со мной произошла заминка. Военком был возмущён, что я явился без паспорта. Я ему рассказал о первой причине, а о второй не рассказал, просто сказал, что паспорт на прописке и обещал принести «как только, так сразу…». Прошёл комиссию. Приговор меня поверг в шок: «Годен к строевой службе». Прихожу домой и сообщаю маме результат.

На следующий день мама пошла к военкому, скандалить. Высказала ему всё: что у неё три сына и двое из них уже окончили суворовское училище; что у нас отец погиб на фронте, и она вырастила нас одна. Поинтересовалась у военкома, как могли признать сына годным, когда у него вывих и одна нога короче другой. Военком извинился и направил меня на пере обследование. Заключение новой комиссии: «Годен к нестроевой службе (это стройбат). Я был шокирован и напуган, так как знал, что это такое – служить в стройбате. Я работал на стройке, и нам в помощь дали солдат-стройбатовцев. На них страшно было смотреть: худые, неряшливые, полуголодные и без курева. Работали они по 10–12 часов, почти как штрафбат овцы. А в то время служили в армии, в зависимости от рода войск, по 3 и 5 лет! Мама опять пошла в военкомат «качать права», и решение относительно меня отложили до следующего призыва. За год я успел завалить вступительные экзамены, окончить подготовительные платные курсы и поступить в вуз с военной кафедрой. После чего военкомат от меня отстал.

В вузе я перестал посещать военные занятия. Меня вызвали в деканат и предупредили, что если я не пройду воинскую подготовку, то после окончания вуза меня ждёт армейская служба. Пришлось посещать эти занятия и даже побывать на армейских сборах.

Немного подробнее о сборах. Наше отделение из восьми человек размещалось в брезентовой полевой палатке. Все были бывшие военнослужащие, попавшие под сокращение, в звании от старшины до старшего лейтенанта, кроме меня – солдата. Как младший по званию я был обязан по утрам застилать койки, убирать всю палатку и близлежащую территорию, соблюдать надлежащий порядок каждодневно.

Если я не успевал или не хотел что-то делать, утром мне предлагали выйти из строя и объявляли «наряд вне очереди». Короче, «старики» хотели из меня сделать денщика, но не на того напали! Как же меняются люди, получив хоть какую-то власть. Во время учёбы я им помогал выполнять курсовые, давал списывать конспекты и переводы. В «благодарность» они начали дружно надо мной потешаться. Когда количество нарядов вне очереди перевалило за пределы возможного, я перестал что-либо делать, и меня отправили на гауптвахту. На кухне я чистил картошку и драил металлическую посуду. В отместку я решил разобраться с сослуживцами. Скоро представилась возможность. Когда совершался пеший марш-бросок или поход на стрельбы, все шли в полной экипировке: с противогазами, оружием и бобинами для патронов. Я же шёл налегке с горном и периодически подавал команды: «внимание», «попади», «отбой» и т. д. (я был освобожден от тяжёлых нагрузок главным врачом). Команда «попади» состояла в следующем: солдат должен упасть, надеть противогаз и начать окапываться. Подача этой команды имела определённую периодичность, но мои однокашники убедительно просили меня давать эту команду пореже. Я же подавал её как положено, а иногда и чаще. Мои солдатики домой возвращались уставшие и все в мыле. Когда проходили стрельбы на полигоне, я, стоя на вышке, подавал горном команды и управлял мишенями. Мои сослуживцы почти все бахвалились, что они отлично стреляют. Я и сам из мел кашки стрелял отлично и выступал в вузовских соревнованиях. Научился стрелять в детстве из духового ружья. Когда один из моих «доброжелателей» начинал стрелять, я придерживал мишень. Результат был плачевный. Инструктор приходил в ярость, чихвостил горе-стрелка, брал автомат и показывал, как надо стрелять. Я мишень отпускал, и она падала. Солдат повторно пытался попасть в мишень, и всё повторялось. Инструктор догадался и стал нещадно ругаться матом и грозить мне кулаком. Поняв «команду», я прекращал шутить, и к стрельбе подходил следующий. В выходной парни играли в футбол на профессиональном поле на деньги. Так как я в футбол играть не мог, меня просили быть судьёй. И тут я непроизвольно засуживал своих недоброжелателей. Споры чуть не доходили до драки, но судью бить нельзя. Таким образом, сборы закончились благополучно.

После окончания вуза мне присвоили звание младшего лейтенанта запаса. Я подумал, что мои мытарства с военной службой закончились. Но не тут-то было! Они продолжились. Когда я уже работал в солидной государственной организации, меня вызвали в военкомат с целью вербовки на военную службу. Стали предлагать работу по специальности с зарплатой, равной нашему совместному с супругой семейному бюджету. Служба не предполагала ношения формы, давала мне льготы военнослужащего и возможность остаться на своей работе. Но при этом угрожали, что если я не обосную мотивированно отказ, то у меня будут определённые неприятности, и одна из них – стать невыездным (ограничение выезда за границу). Дали время подумать, и назначили встречу через неделю. Меня всё это не устраивало, а мотивировать отказ было не просто. Майору, с которым общался, выдал по-честному: «стучать» не буду, зарплата, которую они мне предложили меня не устраивает, потому как у меня суммарная зарплата во всех организациях, где я сотрудничал, значительно больше, а они при всём желании, не могли такую предложить, а льготы их мне просто не нужны. Майор сделал вид, что мотивация моего отказа его устраивает. В результате я стал невыездным, в чём убеждался неоднократно вплоть до начала перестройки. Даже когда по работе мне необходимо было ехать за границу, меня не выпускали (см. рассказ «Бодался телёнок с дубом»).

Видимо, и младшему сыну достались по наследству мои злоключения: когда он решил поступить в фельдъегерское училище, он не прошёл проверку, и его не приняли. Периодически раз в пять лет вплоть до пред пенсионного возраста меня вызывали на сборы, но когда я приходил на сборы с костылём или с тростью, то они «дико ИЗВИНЯЛИСЬ», но не забывали повышать меня в звании. Дослужился я, таким образом, до звания капитана, не прослужив ни дня в армии (не считая сборов в вузе). На предпоследнем сборе меня приписали к сборному пункту и указали, каким транспортом я обеспечен, где должен получать личное оружие и какую задачу я должен выполнять в случае объявления чрезвычайного положения.

Наконец, на последнем собрании в военкомате, где собрались очень почтенные люди разных профессий, нам предложили продолжить службу уже в старших офицерских званиях. Все отказались, нас поблагодарили за службу и сняли с воинского учёта.

Старшему сыну тоже пришлось помытариться, «кося» от службы до 27 лет. Закончив вуз, где не было военной кафедры, и, работая в разных ООО и ЗАО, он решил не служить в армии. Это ему успешно удалось. Повестки регулярно приходили по месту прописки, а он проживал у жены или на даче. Один раз явились к нам участковый и два солдата. Спрашивают: «Где ваш сын?». Мы объясняем, что не знаем, где он снимает квартиру, а сюда он заходит редко. Ваши повестки мы ему передаём аккуратно. Они ушли, так, толком не выяснив, где он проживает.

С 1991 года настали крутые времена, коренным образом изменившие не только судьбу страны, но и судьбы миллионов простых и непростых людей. Начавшаяся в восьмидесятые перестройка, планировавшаяся для улучшения социалистической системы, как-то незаметно привела к реанимации капитализма. Но не того капитализма, уже более или менее цивилизованного, который в России был на начало двадцатого века, а капитализма периода его начального становления, со всеми неприятными издержками.