Чужой для всех. Книга 3 - Александр Дурасов

— Нам в училище хорошо преподавали древнее военное искусство, господин подполковник, — живо заговорил Новосельцев. — Сражения древних полководцев до сих пор стоят у меня перед глазами. Я вспомнил одно из них, слушая рассуждения майора Шлинке.

— Ну-ну, послушаем новоиспеченного полководца, — ехидно буркнул Киселев, сложив руки крестом на груди.

Комбат и глазом не повел на сердитого немецкого пехотинца, настолько был увлечен своей идеей.

— Около пяти веков до нашей эры, — продолжал Новосельцев, — древнегреческий царь Леонид во главе трехсот спартанцев на два дня задержал продвижение персидской армии. Возможно, остался бы в живых, если бы не предательство соплеменников. Он перехватил единственный Фермопильский проход, через который шла дорога с моря на юг Греции. Десятки тысяч лучших воинов Ксеркса — «бессмертные» — нашли смерть, не пройдя через плотные ряды мужественных спартанцев, расположившихся в узком проходе. Имея высочайшую организацию и управляемость, с большими щитами, длинными копьями, короткими мечами кситос, спартанцы, словно капусту, рубили головы «бессмертных», разрезали надвое тела ненавистного врага. Это был триумф греческого оружия и таланта полководца, — выпалил с запалом разгоряченный офицер. Было видно, что комбат знал тему разговора, она ему нравилась. — Зная, откуда будут двигаться американцы, я найду подобное угольное ушко и пропущу их через свою мясорубку. Для выполнения своего замысла предоставьте мне только подробные карты местности. Я уверен в успехе. Я найду такое место, туда же мы и десантируемся под видом американского подразделения. Тротил и минометы сбросим с десантом. Противотанковую артиллерию добудем в бою. Авиацию враг применить не сможет. На это время прогнозируется устойчивая нелетная погода. Это так, господин подполковник?

В правом полушарии Франца что-то щелкнуло. Немец почувствовал слабый укол. И тут же раздался голос друга. Будто заработал магнитофон, встроенный в мозг.

«О черт! Это может сработать, Франц! Ты был прав, когда сделал ставку на этого комбата. Я сомневался в нем в концлагере. Думал, не жилец. Смотри, какая запредельная жизнеспособность!» — «Привет, Клаус! — мысленно отозвался Франц на зов друга. — Не ожидал услышать твой голос в эту минуту. Последнее время справляюсь один, тебя не беспокою». — «Скоро будешь вызывать, как по команде SOS, — подмигнул друг. — Сегодня верю, что не зазнался. Нет надобности во мне». — «Ты прав, Клаус. Новосельцев — дюжий мужик. Я его приметил еще в апреле 44-го года, когда проводил операцию „Вера“. Жизнестойкости, мужества комбату не занимать. Тогда он попал в лапы Смерша. Ему грозила вышка. Каким-то чудом остался в живых. Прошел через штрафбат, лагерь смерти, а духом не сломлен. Глаза, как у мальчишки, горят. Чудак, вспомнил о Спарте, Фермопилах. Знает, что идет на верную смерть, а глаза горят. По этой причине я сделал ставку на русский батальон, на сталинских соколов». — «Это о летчиках говорится, Франц. Здесь русские чудо-богатыри. Наш спецназ профи до мозга и костей. А русские профи до мозга и костей и плюс еще что-то». — «Что это еще что-то, Клаус?» — «Не знаю, — глубоко вздохнул попаданец. — Но с этим что-то они делаются непобедимыми. Европейцу этого не разгадать. Это для нас загадка и в XXI веке. Возможно, речь идет о загадочной русской душе. Но об этом давай позже поговорим. Отвечай комбату. Пауза затянулась. На связи». — «На связи», — незаметно прошептали губы Франца.

— Что вы мне скажете, господин подполковник? Только на русском языке.

— Скажу, что вас неплохо готовили в пехотном училище, капитан.

— В лучшем училище кремлевских курсантов, господин подполковник, — без смущения произнес комбат. — Выпуск 39-го года. Все выпускники прошли через Халхин-Гол.

— Закалка хорошая, заметил. Выжили на передовой и в Бухенвальде — это исключение из правил. Я не ошибся в своем выборе, поставив вас командиром штрафбата. Рад за вас, капитан Красной армии. Мне нравится ваша идея. Подготовьте список технического обеспечения операции для приказа. Все необходимое будет выделено немедленно. Карты доставят завтра с точкой дислокации 101-й дивизии.

— Господин подполковник, с вашего позволения мы уходим, — вмешался в разговор Киселев. На лице — застывшая ухмылка. Офицеру Смерша надоело слушать пафосную речь комбата и немецкого всезнайки. «Спелись птички, — подумал он. — Ну-ну! Надолго ли. Кто останется в живых — пропустим через систему. Вот тогда предметно и поговорим. Напомним все неприятные случаи. Особенно май 44-го года. Как кость в горле, сидел тогда Ариец. Фронтовой Смерш на уши был поставлен. Говнюк!»

— Вы свободны, майор Шлинке, — сухо произнес Ольбрихт. Он чувствовал негативное отношение русского офицера к себе. Но разбираться в чувствах майора ему было некогда. — Старший лейтенант Клебер в вашем распоряжении. Вам действительно надо готовиться к своей операции. О ходе подготовки доложите завтра.

— Пойдемте, Ганс, нам делать здесь больше нечего, — съязвил Киселев, вспомнив имя Клебера.

— Одну минуту, господин майор. Попрощаюсь с комбатом.

— Давай, только недолго. Я на улице покурю. Изжога замучила, мать твою, свинину подсунули власовцы…

Старший лейтенант Клебер наклонился к комбату. Заговорил тихо на русском языке. Новосельцев вздрогнул, услышав русскую речь из уст немецкого офицера, но сразу успокоился. Глаза потеплели. Капитан уже знал, кем в действительности является Клебер.

— Помни, Николай, все, кто останется в живых, будут реабилитированы, — прошептал разведчик. — Боевая задача должна быть выполнена при любых обстоятельствах. Доведите эту важную мысль до штрафников. О причинах нашего временного сотрудничества с вермахтом я вам говорил. Повторяться не буду. Помните, что может быть за разглашение тайны. Вы поняли меня?

Новосельцев безмолвно кивнул.

— Будем живы — обязательно встретимся, — дополнил Михаил. — Прощай, Коля! Ни пуха ни пера!

— К черту!

Миша впервые обнял русского офицера. Объятие крепкое, дружеское. В глазах Николая он прочел искреннее уважение и любовь к братскому народу, силу воли и духа в совместной борьбе с фашизмом.

ГЛАВА 4 Утро 13 декабря 1944 года. Ставло. Бельгия. Американские склады ГСМ

— По-моему, туман рассеивается. Ты согласен со мной, что туман рассеивается, рядовой Грин?

— Нет, сэр. Туман сгущается. Паровоза впереди не видно. Когда мы осматривали состав первый раз, я его видел. Я знаю, что такое туманы.

— А по-моему, рассеивается, — скривился Хорн, бросив злобный взгляд на патрульного. — У тебя шнурок лопнул на ботинке, рядовой. Лишаешься одного увольнения.

— За что?

— Два увольнения. Приведи себя в порядок, рохля. Отправим состав, я вплотную займусь тобой.

— Есть, — козырнул солдат. Приставив винтовку к вагону, завозился с обувью.

Сержант Хорн отошел в сторону, щелкнул зажигалкой. Появившийся на секунду огонек осветил напряженное грубое лицо. Закурил. Вожделенная глубокая затяжка. «А туман все же сгущается», — пробежала неприятная мысль. Сквозь плотную морось, чуть подсвеченную редкими фонарями полустанка, он не видел солдата. «Где этот ротозей? —