Венец Гекаты - Наталья Александрова

— Вот видишь, Жужу тоже чувствовала его присутствие! — воскликнула принцесса. — В присутствии кардинала она не смела подать голос, зато теперь…

Дверь музыкального салона приоткрылась, на пороге появился маркиз де Водрейль. На лице его было не свойственное маркизу удивление.

— Что за адская музыка здесь раздавалась? — проговорил он, переводя взгляд с Марии-Антуанетты на принцессу.

— Вот видишь, Туанетта, маркиз тоже слышал эту музыку! — Лицо принцессы засияло. — Вот видишь…

— Дамы, зачем вы мучили бедное животное? — Маркиз покосился на собачку.

Он хотел свести все к шутке, но на его лицо набежала какая-то тень, и шутка вышла несмешной.

— Маркиз, вы действительно что-то слышали? — осторожно поинтересовалась Мария-Антуанетта.

— Да, кое-что слышал… — Маркиз посерьезнел. — На месте вашего духовника я запретил бы вам слушать подобную музыку. В ней есть что-то языческое или даже адское!

— Маркиз, дорогой мой! — взмолилась принцесса Роган. — Я знаю, у вас прекрасный музыкальный слух и замечательная память. Если вы слышали и запомнили эту мелодию — запишите ее!

Де Водрейль удивленно взглянул на принцессу:

— Вы настаиваете? Мне кажется, что такое следует поскорее забыть…

— Я настаиваю! Я не сомневаюсь, что явившийся с того света кардинал хотел нечто сообщить Туанетте, и оставить этот знак без внимания будет непростительной глупостью!

— Ну что ж… — де Водрейль знал, что, ежели принцесса вобьет что-то себе в голову, спорить с ней бесполезно. Кроме того, ему и самому было любопытно испытать свои способности. — Ну что ж… — повторил он, нахмурившись, — велите подать мне перо, чернила и нотную бумагу.

Через минуту слуги принесли все требуемое, и маркиз уселся за один из столиков, обмакнул перо в чернильницу и застрочил по бумаге.

— Кажется, это звучало так! — проговорил он наконец, изящно помахав листком в воздухе, чтобы просушить чернила, и протягивая его принцессе.

— Туанетта, я не сомневаюсь, что кардинал играл для тебя! — И принцесса передала нотную запись королеве.

— Ты полагаешь? — Мария-Антуанетта растерянно переглянулась с маркизом. — Что же мне с этим делать? Пожалуй, передам это маэстро Люли, пусть исполнит как-нибудь в концерте…

— Не думаю, что это хорошая идея! — проговорил маркиз, сжав узкие губы. — Вряд ли это понравится аббату Вермону.

При воспоминании о Вермоне настроение молодой королевы резко ухудшилось. Аббат, духовник Марии-Антуанетты, был доверенным лицом ее матери, австрийской императрицы Марии Терезии, и регулярно докладывал императрице о каждом шаге ее легкомысленной дочери. Уродливый, с маленькими глазами и кривыми желтыми зубами, он сообщал в Вену о каждом поступке и каждом слове молодой беспечной королевы, а потом передавал той строгие упреки и советы матери.

Мария-Антуанетта преклонялась перед матерью, благоговела перед ней, считала ее величайшим и самым могущественным человеком в Европе, но в то же время бесконечные наставления и поучения матери раздражали и мучили ее.

— Вы здесь музицируете в узком кругу? — В дверях салона появился брат короля, принц Карл. — Моя дорогая свояченица, музыка скучна! Пойдемте лучше играть, без вас не удается составить партию.

— Почему бы и нет? — улыбнулась деверю Мария-Антуанетта. — Я и так несколько дней была слишком добропорядочной. Пора немного и поразвлечься… вот только что делать с этими нотами?

Она шаловливо оглядывалась по сторонам, держа в поднятой руке листок с нотной записью.

— Туанетта, это очень важно! — негромко, но настойчиво проговорила принцесса Роган. — Отнесись к этому со всей серьезностью.

— Непременно… — королева наморщила лоб. — Вот, кстати, мастер Монтрё показывал мне тайник, который он устроил в этом клавесине. Там я и спрячу эти ноты до более подходящего случая… да, и можно будет устроить игру в фанты. Только, умоляю, никому не говорите об этом тайнике!

Она подошла к инструменту, откинула его крышку и нажала пальчиком на скрытую кнопку. Боковая стенка клавесина откинулась, как дверца шкафчика, открыв небольшой тайник.

— О, моя дорогая свояченица, вот где ты прячешь свои деньги! — воскликнул Карл, заглядывая через ее плечо. — В следующий раз, когда много проиграю, буду знать, к кому обратиться.

— Увы, Карл, здесь так же пусто, как в моей кассе! — вздохнула Мария-Антуанетта, пряча в тайник ноты. — Теперь в нем будет хоть что-то, но вряд ли эта бумага заменит деньги.

— Все, господа, идемте играть! — воскликнул Карл и повел свояченицу к карточному столу.

Двое сидевших за столиком долго молчали.

— Ну, сделайте же что-нибудь! — первой не выдержала Лиза. — Я разбираюсь в нотах, но не в шифрах. Это же вы нашли в записке какой-то смысл! Стоило так стараться, чтобы остановиться на полдороге. Или вы хотите сказать, что зашли в тупик?

«Вот почему я не женился, — подумал Старыгин, глядя, как сердито, как раздраженно шевелятся ее губы, — вот, казалось бы, такая симпатичная интеллигентная девушка. Профессия творческая — пианистка. Талантливая, образованная, воспитанная. А все равно: как только что-то не по ней — так сразу прорывается этакая скандальная, требовательная интонация. Все они одинаковы. И будут зудеть и пилить — сделай то, пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что! А у человека может быть выходной, и свои дела тоже имеются! Нет, прав был Василий, когда не хотел меня сегодня отпускать!»

Тут Дмитрий Алексеевич осознал, что он элементарно брюзжит, как закоренелый старый холостяк. Жизнь снова подбрасывает ему необычайную загадку, а он еще недоволен! Разленился, жирком оброс в обществе кота на диване!

— Что вы на меня так смотрите? — сварливо спросила Лиза. — Сделайте же что-нибудь! Вспомните про Шерлока Холмса — он по одному волоску сумел бы определить, в чем тут дело!

— Мне незачем воображать себя Шерлоком Холмсом, — сказал Старыгин, — я и так эксперт. И между прочим, профессиональный реставратор, и профессия моя заключается не только в соскабливании старой краски с холста, а еще и в умении исследовать материал, будь то доска, холст или бумага. Так что будет лучше, если вы посидите и помолчите, пока я поработаю.

С необъяснимым удовольствием он заметил, что Лизины глаза потемнели до чернильной густоты, даже зрачков не было видно.

— Можете улыбаться, — посоветовал он невинным тоном, — вам так гораздо больше идет.

— Нет уж, — процедила она, — я лучше помолчу.

«Теперь будет дуться и обижаться на весь свет, — подумал он, отворачиваясь, — нет, все-таки правильно, что я не женился…»

Старыгин оставил в покое письмо и обратился к конверту. Конверт был маленький, очень аккуратный, розоватая бумага хорошего качества. Было видно, что конверт этот в свое время взяли новый, положили в него отрывок записки и убрали в тайник, чтобы больше к нему не прикасаться, и он тихо состарился в своем укрытии. В правом верхнем углу конверта имелся рисунок — нечеткий, но все же было видно, что это изображение герба.