Полночный соблазн - Анна Кэмпбелл

Девушка склонилась над вышивкой в гаснущем свете дня. Пион по-прежнему выглядел не слишком эффектно, как бы вежливо ни отозвался о нем гость.

Она украдкой глянула в его сторону и тотчас наткнулась на его взгляд. Порывисто вздохнув, девушка отвернулась к окну. Опускался знойный вечер. В гостиной было душно. Сентябрь выдался необычно теплым в этом году.

Дженевив бросило в жар. Должно быть, надо шире распахнуть окно. В гостиной собралось слишком много людей… и животных. Она поднялась и потянула на себя оконную створку. Все это время мистер Эванс продолжал неотрывно следить за ней, словно изучая.

Девушка уселась обратно в кресло, откинула со лба выбившуюся прядь волос и взялась за вышивку.

Почему мистер Эванс смотрит на нее так внимательно? Возможно, дамам, которых он встречал на приемах, это льстило, но Дженевив было не по себе. Может, в ней говорил страх быть раскрытой? По сути, она рассказала свою сокровенную тайну самому неподходящему человеку на свете, тому, кому сама не доверяла.

Сокровенная тайна…

Когда викарий предложил пятнадцатилетней Дженевив помочь ему в научной работе – собрать материал для статьи о местных монастырях, – она с радостью взялась за труд. Ей льстило доверие отца, а неуемная жажда знаний и интерес к науке подстегивали азарт. Когда написанная ее рукой статья появилась в журнале, подписанная фамилией отца, это совсем ее не задело, а лишь заставило гордиться своим успехом.

Дженевив продолжала ассистировать викарию в надежде однажды обрести собственное имя в науке, но время шло, а положение вещей не менялось. Отца устраивали ее работы и растущий опыт, а любое упоминание о самостоятельности раздражало. Когда Дженевив достигла совершеннолетия, он и вовсе стал обижаться на ее просьбы об отдельных исследованиях.

Обида на несправедливость отца росла и сгущалась, словно туча, грозя вылиться в семейный скандал. Но все изменилось, когда в руки Дженевив попала подвеска Хармзуортов – наследство леди Беллфилд. Возможность обрести независимость и собственную известность в науке забрезжила на горизонте. Дженевив прекратила упрекать отца и затаилась.

Однако как бы ни хотелось ей быть твердой в намерениях и жесткой в расчетах, червячок сомнений точил ее изнутри. Сможет ли она оставить отца, отказаться работать с ним, практически предать? Как бы ни злилась Дженевив на викария, она любила его всем сердцем. Но ей так нужны независимость и возможность заниматься любимым делом!

И как мистер Эванс с такой легкостью распознал ее стиль? За учтивыми манерами и сладкими речами, похоже, скрывался острый ум, хотя мистер Эванс и не производил впечатления интеллектуала. Такая прозорливость делала гостю честь, но еще больше настораживала девушку.

Почему, ну почему Дженевив так легко признала его правоту? Она ведь могла отрицать свою причастность к работам отца, могла возмутиться самой мысли, что викарий выдает ее труды за свои. Неужели понимающая улыбка и мягкий взгляд мистера Эванса ввели ее в заблуждение и внушили ложное чувство доверия?

Дженевив с силой вонзила иглу в ткань.

Она пыталась поговорить с отцом и тетей Люси о том, что проживание гостя под их крышей нелепо и почти их компрометирует. Мистер Эванс вполне мог приезжать к обеду и уезжать после ужина. Но все, чего она добилась, это недовольство викария и обвинение тетей Люси в том, что девушка просто ревнует к тому вниманию, которым так щедро осыпают гостя домочадцы. Предположение было тем более смешным, что Дженевив всем сердцем мечтала о свободе.

– А ваш розовый слон заметно вырос, – раздалось над ее ухом. Она вздрогнула и подняла голову. Стоявший рядом Кристофер Эванс указывал пальцем на ее бесталанную вышивку. Очевидно, он оставил карточную игру, чтобы уделить ей свое назойливое внимание.

Сириус с грохотом рухнул у ног хозяина. Пес нравился девушке, и она тотчас почесала его за ухом.

– Вы прекрасно знаете, что это пионы, – холодно заметила Дженевив. Ей хотелось вести себя как можно более отстраненно после разговора с мистером Эвансом утром в кабинете.

До тети Люси, видимо, донесся ее голос, поскольку пожилая леди неодобрительно покачала головой.

Мистер Эванс не смутился.

– Я думал, вы пошутили в тот раз. На вышивке все точнее проступают очертания слона.

– Розового?

– Слон чем-то смущен. – Кристофер Эванс одарил ее белозубой улыбкой.

– Это звучит оскорбительно, милорд, – процедила Дженевив и принялась раздраженно тыкать иглой в ткань.

В этот момент гость рассмеялся, и от его смеха, такого легкого и беззаботного, у нее сжалось сердце.

– Простите мои дурные манеры, мисс Барретт, – сказал Кристофер Эванс. – Мне жаль, что мое замечание задело вас.

По тону было ясно, что мистер Эванс сознательно старался обидеть девушку. Дженевив яростно орудовала иглой, не в силах избавиться от мысли, что рисунок в самом деле все больше напоминает огромного розового слона с малиновыми ушами. Чертов Кристофер Эванс и его издевки!

Несмотря на ее необщительность, собеседник не собирался возвращаться к картам или работам викария. Он явно ждал приглашения остаться на ужин, которое – можно было не сомневаться! – тут же было бы принято.

Дженевив подняла глаза и поймала насмешливый взгляд мистера Эванса.

Гость был одет просто, но с большим вкусом. Более того, даже девушка из глубинки, вроде Дженевив, могла заметить великолепный пошив костюма и качество тканей. И как ему удавалось идеально завязать шейный платок при отсутствии личной прислуги? Мысли о собственной небезупречности заставили девушку надеть накануне вечером лучшее свое платье и заколоть на плече брошь, доставшуюся от матери. Однако, сообразив, чем именно продиктовано такое поведение, Дженевив раздраженно отколола брошь и бросила ее на туалетный столик. Ей было стыдно за желание впечатлить гостя.

– Извинения приняты, мистер Эванс.

Он учтиво поклонился.

Дженевив не отрывала взгляда от его сапог. Они были такими ухоженными, словно их только что купили. Ее собеседник наклонился и погладил рукой лохматую собаку. Удивительный контраст был между хозяином и его псом!

– Как вы завели Сириуса? – не удержалась она от вопроса и тотчас добавила: – Уж слишком явный между вами контраст.

– Вы правы, мисс Барретт. Сириус слишком хорош для такого недостойного человека, как я. Пожалуй, именно поэтому я так дорожу нашей с ним дружбой.

Дженевив нахмурилась, пытаясь понять смысл этой странной шутки, но ее собеседник говорил на полном серьезе. Не успело ее сердце сжаться от сочувствия, как на лицо мистера Эванса вернулось веселое выражение.

– Но вам куда больше подошла бы борзая или хотя бы мопс.

Он громко расхохотался, заставив лорда Невилла вздрогнуть. Это был рокочущий низкий смех, похожий на далекий шторм.

Какая-то часть души Дженевив устремилась навстречу этому звуку. Как бы ни хотелось ей отрицать это, но голос и смех нежеланного гостя завораживали ее.