Одиночество зверя - Александр Аде

И вдруг мое сердце начинает биться сильнее, чаще, будто кто-то шепнул на ухо: «Теплее!.. Еще теплее!.. Горячо!!!»

Лолита – в серебристой водолазке, обтягивающей великолепную грудь, – сфотографирована по пояс. Но только теперь обращаю внимание на то, что у нее за спиной, – на бледно-желтый старинный особнячок.

Он явно мне знаком!

Я не вижу входной двери и названия фирмы, но почти уверен: именно в этом домишке располагается офис «Эрмитажа»! Именно здесь я встречался со Старожилом!

«Впрочем, – утихомириваю себя, – мало ли где захотела сняться прекрасная Лолита? Приглянулся ей симпатичный особнячок, выходец из позапрошлого века, и попросила мужа запечатлеть ее на фоне этой ветшающей прелести.

Не исключено. И все же, пожалуй, следует разобраться – так, на всякий случай: а вдруг АО «Эрмитаж» не чужая Лолите фирмашка?»

Озаренная тусклым солнцем кухонька. Финик блаженно отваливается от стола. Он сыт и доволен.

– Надо признать, Рыжая, ты отыскала прямой путь к моему большому и нежному сердцу.

Он любовно поглаживает свое вздувшееся брюшко.

Возможно, желая понравиться Рыжей, он снял цветастый халат. Теперь на Финике оранжевая футболка, надетая поверх рэперских штанов.

– Ты говорила, что папаша твой был богатеньким бизнесменом, а муж – ну, тот которого грохнули конкуренты, – еще богаче. Где же ты так готовить навострилась? На вилле у своего буржуя-муженька?

– Не было никаких вилл, – в порыве саморазоблачения выдыхает Рыжая. – И мужей не было. От меня мама в роддоме отказалась. Даже не знаю, какая она была. Даже фотку не видела. Мне сказали, совсем молоденькая. Так моя жизнь и покатилась по колее: сперва роддом, потом детдом. Сначала, лет до десяти, каждый Новый год просила Дедушку Мороза, чтобы мама приехала и к себе забрала. Потом стала загадывать, чтобы хорошие люди удочерили.

– А теперь что загадываешь? – интересуется Финик, который привык ко всему и ничему не удивляется.

– Замуж выйти. Без мужа мне кранты… Ты мне нравишься, Финик. А я тебе? Ты меня – немножко – лю?..

– Доконала ты меня, Рыжая! Ну, нравишься… чуть-чуть.

– А может, лю?..

– О-о-о! – хватается за голову Финик.

– Ты только скажи: «Рыжая, я тебя лю…»

– Бред! Я отношусь к тебе ин-ди-ффе-рен-тно. Знаешь такое слово?

– Нет.

– И не надо… Послушай, Рыжая, мне тридцать пять. Я уже старый. Вон – видишь? – плешивый. Зачем я тебе?.. Ну, лю… Довольна?

– Очень! Очень-очень!.. А ты на мне женишься, Финик?.. Можешь даже не отвечать. Потому что время придет – все равно женишься. Ты же без меня пропадешь.

– Ну, ты и хитра, рыжая.

– Я детдомовская!

– У тебя глаза круглые, как у кошки… Рыжая, я тебя лю…

– А я тебя лю… и блю!

– Нет, Рыжая, я тебя никому не отдам!

– А я и не отдамся!

– У нас будет куча маленьких спиногрызов, Рыжая! Маленьких рыжих фиников. И мы будем любить друг друга вечно!

В порыве восторга Рыжая стискивает в объятьях жирную шею Финика (он хрипит, задыхается, пунцовеет). Потом кричит, счастливо раскинув руки:

– С извращениями!..

* * *

Звонок Пыльного Опера застает меня в «копейке», в тот самый момент, когда намереваюсь припарковаться неподалеку от оперного театра.

– Киллера мы идентифицировали, – цедит Пыльный Опер, едва не зевая. – Мужику за сорок, а на свободе, начиная лет с восемнадцати, был считанные месяцы. С молодости прибился к банде «южан». Душегуб чистой воды. Пуля вовремя его остановила.

– Есть у него жилье?

– Однокомнатная фатера. Досталась ему от отца с матерью. Родители – конченые алкоголики. Папаша из-за полбутылки водки грохнул жену, потом выбросился из окна.

– Не подскажешь адрес?

– Комбриговская, 62, квартира 6. Предупреждаю, наши ребята там уже побывали. Дупль-пусто.

– А зовут-то его как?

– Фамилия самая подходящая: Волков. Имя тоже нехилое: Владимир. То есть вместе получается: владеющий миром зверь. Но до зверя не дорос, так и подох хищным зверьком. Он у «южан» шушерой был, шестеркой. Умишком слабоват. Да, между прочим, кликуха у него совсем нестрашная, несолидная даже: Штырь… Кстати, если тебя все еще интересует семейка Марика. Мы, на всякий пожарный, это святое семейство проверили. Результатов никаких. Зато могу сообщить последнюю новость: старикан, дед Марика, на днях дал дуба.

– И кому достанется его состояние?

– Как кому? Дочери, само собой.

– Погоди, а Вера Усольцева? – спрашиваю обиженно, как ребенок, точно не Даренку, а меня оставили с носом.

– Ну, ты даешь! Какая еще Усольцева? Ее имя даже не упоминается…

Пыльный Опер пропадает. Только что монотонно дудел в мое правое ухо – и вот уже нет его, а я, как пригвожденный, торчу в «копейке» и таращусь на строгое, изысканно-классическое здание оперного театра, свежевыкрашенное в светло-сиреневый цвет.

Перелистав засаленный потрепанный блокнот, нахожу нужную запись и набираю номер.

– Акционерное общество «Эрмитаж», здравствуйте, – нежно обращается ко мне девичий голосок.

– Здравствуйте. Мебельный салон «Негоциант». У вас работает Лолита Пояркова?

– Извините, а зачем вам эта информация? – осторожненько интересуется голосок.

У меня сбивается дыхание: значит, Лолита трудилась в Старожиловском «Эрмитаже»! Сквозь туман начинает брезжить нечто очевидное, но пока еще невероятное.

– Видите ли, Пояркова взяла в кредит стенку для гостиной и уже второй месяц не выплачивает проценты. Она предоставила два контактных номера. Первый – своего сотового телефона. Второй – рабочего, вот этот.

– Странно, что она дала этот телефон, – недоумевает девчушка. – У нее имеется свой, в ее кабинете… ой, то есть был… – И добавляет с подобающей долей сожаления: – Она умерла.

– Вот оно как… – придаю своему голосу интонацию скорби и глубокого соболезнования.

И тут же по-деловому спрашиваю, какая была смерть, естественная или насильственная?

– Пояркова попала в автоаварию. Ужас! Раз – и нет человека. – И зачем-то добавляет: – Лолита работала у нас экономистом.

– Никогда не знаешь, как закончится твое существование на этой земле, – задушевно-философски заявляю я. – Так что же мне делать-то? Кредит надо возвращать.

– А вы поговорите с ее мужем, – советует голосок. – Где он живет, вам, конечно, известно. Он человек состоятельный. К тому же бывший военный, а офицеры – люди чести. По себе знаю: у меня отец в армии служит. Майор, начальник штаба полка. Заплатит обязательно.