Одиночество зверя - Александр Аде

И тихонько ойкает: локоть Рыжей угодил ему под ребро.

– Когда свадьба?

– Ровнехонько через месяц, день в день, – вздыхает Финик, и непонятно, рад он этому событию или опечален.

– Что ж, к этому времени я жилье и подыщу.

– Хорошо бы пораньше, – вырывается у Рыжей. Уловив укоризненный взгляд будущего мужа, она недоуменно спрашивает: – А чо?

До чего же быстро они ухватывают своими маленькими ручками власть! И попробуй взбунтоваться! Совсем недавно она была несчастной девчонкой, которую трахают мужики и пинками выставляют за дверь. В то время она не представляла, что с ней случится завтра. И вот уже чувствует себя хозяйкой квартиры и Финика как такового.

Женщина.

Финик и Рыжая – рука об руку – торжественно удаляются в спальню, а я привычно заваливаюсь на диван. Кот по кличке Королек мягко запрыгивает мне на грудь. Кладу ладонь на размеренно дышащее шерстяное тельце, глажу кота за ушками и успокаиваюсь.

– Вот так, братан, никому мы с тобой не нужны. Два одиноких зверя. Ты да я…

Пиликает сотовый.

Акулыч! Наконец-то!

– Усем королькам – счастья без границ! Вырази папе Акулычу большое мерси, птаха. Выковырял я одного человечка (хоша енто скорее человечище, параметры у него те ишо), который в курсе всего… ну, или почти всего, что случается в благородном семействе Старожила. Сейчас я продиктую евоный, вернее, ееный телефончик, а уж ты действуй по обстоятельствам.

– Акулыч, у меня нет слов.

– А слова и не надобны, птичка божья. Слова – енто что-то воздушное, а я привык к такому, што потрогать можно. Пощупать. Ощутить.

– Пиво?

– Птичка Королек, сказано в каком-то мультике, умна и сообразительна. Не по годам…

Тут же звоню по названному Акулычем номеру.

– Слушаю, – звучит в трубке низкий тяжелый голосина.

Мне почему-то сразу вспоминается булгаковский Воланд.

– Калерия Ивановна?

– Она самая, – подтверждает голосина.

– Это Королек. Мы не могли бы встретиться завтра?

– Называйте время.

– Назовите вы. Я подстроюсь.

– Ладно, – басит Калерия. – Срастаемся (как говорят нынче) в ЦПКиО. В три часа дня. Я буду сидеть на первой скамеечке справа.

* * *

Центральный парк культуры и отдыха. День одновременно солнечный и холодный. Каждая деталька, каждый фрагментик окружающего мира видны отчетливо, как в подзорной трубе, когда наведешь на предельную резкость.

Главная аллея. Шеренги темно-зеленых елей. За ними – голые березы.

Направляюсь к правой скамеечке.

Обладательница воландовского баса – могучая фемина лет шестидесяти. Если поднимется со скамейки и выпрямится во весь рост, наверняка окажется под метр девяносто. Неподвижно застывшая грозная скифская баба. Одета во что-то уныло-мрачное, почти монашеское. Гренадерские ноги в изношенных сапогах внушительно попирают бежево-серые плитки, которыми выложена главная аллея. На коленях – великанская хозяйственная сумка.

Указывает на место рядом с собой. Усаживаюсь, испытывая некоторый трепет.

– Со мной связался ваш начальник… – неторопливо начинает Калерия.

Она глядит прямо перед собой, точно меня нет, ее густой голос повисает между нами, плотный, почти осязаемый, как темный сгусток воздуха. «Какой начальник?» – проносится в моей голове. И тут же понимаю: Акулыч.

– Мы с ним хорошо знакомы, – невозмутимо басит Калерия. – Когда-то он крепко мне помог, я его должница. Он сказал, что вы надежный человек и не проболтаетесь, от кого получаете те или иные сведения…

Ее глазки, совсем крохотные на большом рыхлом лице, мельком скользят по мне равнодушным взглядом и тотчас устремляются на то, что перед ними: на противоположную скамейку и дальше – на конусообразные вечнозеленые ели и тонкие пестрые бело-черные березы. А я сижу и поражаюсь гладкости ее речи.

– Заверяю вас… – начинаю я, невольно впадая в ее тон.

– Обойдемся без заверений, – перебивает она. И продолжает бесстрастно гудеть, не отрывая глаз от скамьи, елей и беззащитных обнаженных берез. – Моя двоюродная сестра работает в коттедже Андрея Карповича. Горничной. От нее – под большим секретом – я узнала то, о чем сейчас расскажу.

Вам, несомненно, известно, что среди прислуги циркулирует множество сплетен о хозяевах. Утаить практически ничего невозможно. Но учтите, это – всего лишь слухи, за достоверность информации я не отвечаю. Итак. Андрей Карпович (ваш начальник один раз, обмолвившись, назвал его Старожилом. Почему, не знаю, и знать не желаю.) женился лет девять или десять назад. На единственной дочери пресловутого бандита Хеопса. К тому времени она уже была признана сумасшедшей…

– То есть, как сумасшедшей? – не выдерживаю я. – В каком смысле?

– В самом прямом. Шизофрения.

– И Карпович, женившись на ней, знал, что она не в себе?

– Именно. Кто-то убедил Хеопса, что его дочь, выйдя замуж, избавится от безумия. Андрею Карповичу, который (насколько мне известно) был гол как сокол, подвернулась возможность захапать огромный куш. Конечно, он не мог упустить такой шанс и принялся обхаживать дочь Хеопса – без любви та выходить замуж не желала. Очень гордая. Но после вступления в брак она, разумеется, не выздоровела. Даже наоборот, симптомы болезни обострились. Говорят, на следующее утро после первой брачной ночи, она бегала нагая по улице. Да, Карповичу отломился весьма жирный кусок, но вот уже десять лет ему приходится терпеть в своем доме душевнобольную.

– Почему он не сдаст ее в психиатрическую лечебницу?

– Хеопс поставил зятю жесткое условие: Миле (дочери Хеопса) должна быть предоставлена максимально комфортная обстановка. Ну и, само собой, Карпович клятвенно пообещал пылинки с супруги сдувать.

– Но Хеопс мертв.

– Остались его дружки и духовные наследники. Если Карпович посмеет хоть пальцем тронуть свою вторую половинку, с которой, по сути, не живет, ему придется туго. Не исключено (это уже сугубо мои предположения), что Хеопс попросил кого-то ненавязчиво следить за судьбой Милы. И – в случае неудовлетворительного за ней ухода – принять соответствующие меры.

– Эта Мила выходит за пределы коттеджа?

– Нет.

– Но внутри коттеджа она свободна?

– За ней наблюдают, чтобы не выкинула чего-нибудь сумасбродного, но в принципе она вольна делать все, что пожелает.

– И встречаться с кем пожелает?

– К ней наведываются гости. Проверенные люди. Чужим в коттедж вход закрыт.

Демонстрирую Калерии фотку Штыря.

– У вас есть возможность показать снимок своей сестре?