Украденная память - Кевин Сэндс

Я мысленно перебирал содержимое своего пояса, но мною всё сильнее овладевала паника. Я не знал, как спасти этого парня.

И тут случилось нечто невероятное. Парень на поляне больше не пытался нападать на собак. Вместо этого он поднял шпагу высоко над головой и начал вращать клинком. И – я мог поклясться – он запел. То была единственная ясная чистая нота. Сталь тонко звенела, бросая вызов врагам и наполняя лес священной песнью. «Давай же, – казалось говорила она. – Приди и найди вечность!»

И от этого звука собаки съёжились. Две из них отступили, низко опустив головы и прижав уши. Парень закрутил клинком быстрее, и он запел ещё громче. Теперь вся стая испугалась. Три собаки повернулись и кинулись в лес. Остальные нервно озирались. Одна из них жалобно взвизгнула, тоже готовая бежать, и, думаю, она бы так и сделала, но ей мучительно хотелось есть. Здесь было так много мяса, способного наполнить пустые животы, и даже поющий клинок не мог справиться с одолевающим зверей голодом.

Четыре собаки наступали, отчаянно пытаясь закончить бой. Нужно было действовать – и немедленно. Я ринулся к ближайшему из псов. Отступая от клинка, он заметил меня слишком поздно, но теперь обернулся. Клочья пены висели у него на губах. Я швырнул ему в морду оставшуюся часть перца. Пёс чихнул, пытаясь выплюнуть его. Но моей помощи оказалось мало и она пришла слишком поздно: другой пёс прыгнул на парня.

– Сзади! – крикнул я.

Он повернулся и отпрянул, увидев бегущего на него зверя. Затем упал на колени. Клинок опустился по широкой дуге. Блеснуло золото. Шпага со свистом рассекла воздух, и собака едва успела пригнуться. Кончик клинка резанул её по голове, оставив длинную тонкую царапину. Кровь брызнула на снег. Собака взвизгнула от боли. Пёс, засыпанный перцем, выл с ней в унисон, мотая головой, чтобы избавиться от жгущего его порошка. Остальные собаки – испуганные и растерянные – отпрянули назад.

Мой перец кончился, но у парня по-прежнему была шпага. Он поднял её и снова взмахнул клинком в воздухе. И сталь снова запела.

Собаки не выдержали – и сбежали.

Парень опустил клинок, глядя вслед убегающей стае. Песня клинка затихла, унесённая ветром. Парень стоял неподвижно – измученно, тяжело дыша и вздрагивая от пережитого страха.

– Том?.. – сказал я.

Парень обернулся. Он смотрел на меня, будто не веря своим глазам. А потом кинулся ко мне:

– ААААААААААААААААА!

В руке он по-прежнему сжимал шпагу.

– Стой! – крикнул я. – Подожди.

Но он не стал ждать. Почти добежав до меня, парень выронил клинок, и тот утонул в снегу. А Том с разгона врезался в меня. Мы повалились на землю. Пустой флакон выскользнул из моих пальцев. Снежные хлопья взвились в воздух, когда Том приземлился на меня, выбив воздух из лёгких.

– Оуфхх! – сказал я.

Он схватил меня за ворот и встряхнул.

– Я знал, что ты не умер! – провозгласил Том. Его громогласные кличи перетряхивали мне мозги, и каждое слово ввинчивалось в голову. – Я ЭТО ЗНАЛ!

– Умру, если ты не прекратишь!

– Прости. Извини, пожалуйста.

Он выдернул меня из сугроба, словно тряпичную куклу, и поставил на ноги. Мне пришлось ухватиться за дерево, ибо мир вращался перед глазами. Я только-только начал приходить в чувство, когда Том обнял меня, оторвав от земли.

– Но я ЗНАЛ ЭТО! – крикнул он.

– Воздуха! – каркнул я.

– Что?

– Воздуха. Он мне нужен. Чтобы дышать.

– Точно. Прости. Прости.

Том выпустил меня из объятий, широко улыбаясь. И хотя я не помнил его – не мог не улыбнуться в ответ. После всех этих дней одиночества я ликовал, встретив людей, которые радовались мне. Хотя объятия рыжеволосой девушки всё-таки были поприятнее…

Том хлопнул меня по плечу, едва не сбив с ног. По-прежнему улыбаясь, он выудил из сугроба свою шпагу и обтёр с клинка снег.

– Надо полагать, ты Том, – сказал я.

Он замер, не успев отряхнуть лунный камень.

– Не понял. А кем ещё я могу быть?

Я не успел ответить. Позади нас снег заскрипел под чьими-то башмаками. Улыбка Тома стала ещё шире.

– Погляди, кого я нашёл! – сказал он.

Салли, пыхтя, пробиралась по сугробам.

– Я нашла его первая. С вами всё в порядке?

Казалось, Том лишь теперь вспомнил, что едва-едва не стал кормом для собак. Он поднял шпагу:

– Вечность спасла нас. Ты должна была её слышать. Она пела и отпугивала псов. А Кристофер бросил одному в морду какой-то порошок, и…

У меня перехватило дыхание.

– Что ты сказал?

– Я сказал: порошок…

– Нет. О том, что нас спасло. Кто нас спас?

– Вечность. Ну, моя шпага. Ты же знаешь.

Его песня… Та, что пел клинок, когда Том крутил им над головой. «Приди и найди вечность», – говорилось в ней. Я услышал это? Или… вспомнил?

Том явно озадачился:

– Что происходит? И кто это у нас тут?

Он смотрел мимо Салли. За ней следовала Кроха, с трудом переставляя ноги по снегу. Девочка подняла голову и увидела, что Том глядит на неё. Она замерла на месте.

Улыбаясь, Том сделал шаг вперёд. Я положил руку ему на плечо:

– Осторожнее. Она убежит, если ты попытаешься…

И тут, к моему изумлению, Кроха заговорила.

– Монмон, – прошептала она и побежала к Тому.

Приподняв брови, Том наблюдал, как малышка неуклюже пробирается через сугробы. Она кинулась к нему, облапив его ногу. В два раза ниже Тома, Кроха обвила руками его бедро и закрыла глаза, обнимая юношу – так, словно только что обрела своего потерянного отца.

Том не знал, куда деваться от изумления. Воткнув шпагу в снег, он поднял девчушку, и она обхватила ногами его талию.

– Итак, как же тебя зовут? – спросил он.

Девочка глянула на него с удивлением. Потом медленно протянула руку и коснулась мизинцем кончика его носа. Том рассмеялся и тоже ткнул её в нос.

– Ну, и тебе привет.

Кроха хихикнула.

Я не верил своим глазам.

– Ты её знаешь?

– Нет, – отозвался Том. – А в чём дело?

– В том, что она боится. Абсолютно всех. Кроме тебя. А ты – без обид – довольно страшный.

Том насупил брови:

– Ну, и что это значит?

– Плюс она заговорила с тобой. А до сих пор не произносила ни слова.

Не то чтобы сейчас она произнесла их так уж много, конечно. «Монмон». Это звучало как имя… какого-нибудь домашнего животного, например. Кто-то, кого Кроха любила? И кого Том напомнил ей?..