Мужей много не бывает - Адель Паркс

Пройдя уже половину пути, я вдруг вспоминаю, что должен был оставить записку Лауре. Вполне вероятно, что, когда она проснется, она и понятия не будет иметь, где находится. Вчера, когда мы наконец добрались до дому, она едва ноги переставляла и все повторяла, что еще никогда не была в Хайгейте, хотя я каждый раз отвечал ей, что в этот раз она тоже туда не попадет, так как я живу в Уэст-Хампстеде. Зря я не оставил записку. Нет ничего хуже неопределенности. Это моя личная фобия. Старая история. Я решаю вернуться как можно скорее.

— Доброе утро, дружище, — здороваюсь я с мистером Пэйтелем.

Он улыбается и кивает. Он знает меня по моим бесчисленным полночным вылазкам в его магазин за хлебом, молоком, сыром, замороженным картофелем фри и т. д. Он неизменно доброжелателен — и это удивительно, принимая во внимание тот факт, что ему каждый день приходится иметь дело с целыми толпами подростков-воришек, вонючих алкоголиков и местных молодчиков с большими кулаками и маленьким мозгом, которые вечно недовольны его наценкой.

Я беру пластиковую корзину и кладу туда пакет апельсинового сока, хлеб и два пакета молока (в одном обычное, в другом обезжиренное — я не знаю, какое пьет Лаура). Не могу решить, что лучше взять: рогалики или бекон, сосиски и яйца. У меня чувство, что Лаура предпочитает приготовленный завтрак, но я не уверен, что она признается в этом на такой ранней стадии. Женщины всегда пытаются показать мужчинам, что едят меньше, чем на самом деле. Что, кстати говоря, довольно нелепо, потому что нам совершенно все равно, что и сколько они едят.

Я решаю купить и то и другое и заодно бросаю в корзину банку фасоли и упаковку замороженных грибов, которые, вероятно, будут вполне прилично выглядеть в жареном виде. Мистер Пэйтель, без сомнения, видит такие корзины каждую субботу. Он советует мне взять из холодильника свежий апельсиновый сок — он вкуснее, чем тот, который выбрал я. Я меняю пакет на маленькую бутылку свежевыжатого прохладного сока. После секундного колебания беру еще пару бутылок. Могу дать голову на отсечение, что, проснувшись, Лаура будет ощущать острую нехватку витамина С.

Лаура восхитительна.

Лаура, целующая уличных музыкантов — или, по крайней мере, позволившая мне поцеловать себя, когда я изображал уличного музыканта, — восхитительна.

Играть музыку в метро — это не основное мое занятие. Днем я работаю учителем музыки в государственной средней школе, расположенной недалеко от моего дома. Мне нравится эта работа, но я бы не сказал, что она дается мне легко. Я редко вижу в учениках талант и уверенность в себе. В рамках британской системы государственного образования считается дурным тоном показывать, что ты талантлив, и если уж кто-то из школьников и проявляет себя, то делает это на футбольном поле или на сцене, во время обязательного ежеквартального спектакля. После седьмого класса у всех детей складывается мнение, что скрипка — скука смертная. Большинство моих учеников выбрали музыку, так как решили, что это халява, — видимо, потому, что в ней нет глаголов, которые требуется спрягать, и чисел, которые требуется считать.

Раньше я посвящал выступлениям в качестве двойника Элвиса гораздо больше времени. Я надеялся, что сие занятие станет для меня чем-то вроде профессии, — многие люди зарабатывают этим неплохие деньги. Но не получилось. Теперь я выступаю только время от времени — в основном потому, что мне нравится видеть людей, которые любят музыку, а в моих классах, особенно в старших, таких людей исчезающе мало. Я ограничиваюсь несколькими свадьбами и днями рождения в месяц, а теперь вот еще подписался на один концерт в месяц в пабе «Колокол и длинный колос».

Мои выступления имеют для меня еще два плюса. Во-первых, они приносят мне некоторый доход в дополнение к учительской зарплате. Во-вторых, после того, как я спел несколько песен на свадьбе тети Марка Баркера, дети в школе начали испытывать ко мне нечто вроде уважения. Марк Баркер — самый бескомпромиссный парень в школе. Он вызывает в окружающих примерно столько же симпатии, сколько свежий, сочащийся кровью и гноем чирей, но учителя и ученики почему-то стараются понравиться ему, хотя и ненавидят себя за это. Мне повезло: Марк никогда не презирал меня в той же полновесной мере, как почти всех остальных учителей. Я пока прожил на свете меньше тридцати пяти лет и еще не перешел в разряд полумертвецов (Марк никогда не опускается до разговоров со старьем, стоящим одной ногой в могиле). И я не ношу круглый год сандалии на носки. Я даже подозреваю, что Марк всегда считал, что я ничего себе тип, но только никогда не мог простить мне того, что я школьный учитель. Вот если бы я занимался разработкой интернет-сайтов или рекламным бизнесом, Марк признал бы, что я в порядке. После выступления на свадьбе его тети я почти сравнялся в его оценке с представителями этих престижнейших и доходнейших профессий.

В какой-то момент дети узнали, что у меня есть вечерняя работа, притом что я преподаю музыку в школе, — боже, я не мог упасть ниже в их глазах. Довольно продолжительное время каждый раз, когда я проходил по серым школьным коридорам, мои барабанные перепонки страдали от бесчисленных какофонических интерпретаций «Тюремного рока». Я уже начал смиряться с тем, что буду слышать ублюдочные версии песни «Вернуть отправителю» до самого дня ухода на пенсию, который будет ознаменован получением золотых наручных часов. Когда в поле зрения юнцов появляется микрофон, они очень настойчивы, но не очень гибки в подходе. Затем Марк Баркер предложил мне прийти к нему в класс с гитарой. Поначалу мне не слишком импонировала эта идея — я считаю, что такие эксперименты всегда заканчиваются слезами, — но в итоге я провел скромный, но вполне неплохой джем-сейшен. Мне это даже понравилось.

Скоро вся школа узнала о том, что я «не совсем дерьмо», и мои уроки стали отличаться заметно большей живостью и насыщенностью и, чего греха таить, заметно лучшей посещаемостью. Удивительно было наблюдать, с каким интересом и энтузиазмом класс обсуждает музыку. Для меня это зрелище обладало неповторимой новизной.

Мои ученики, похоже, видели в Элвисе недостающее звено между Бетховеном и обожаемым ими хип-хоповым хламом. Заблуждение относительно того, что музыка, наполненная ругательствами и проклятиями в адрес Бога, — это круто, а все остальное — отстой, медленно изживало себя. Мы говорили о значении музыки в истории человечества, о ее месте в современном обществе, о возможности зарабатывать на жизнь с ее помощью. Одно из таких обсуждений привело к пари (с таким же успехом это можно назвать социальным экспериментом или откровенной авантюрой), которое состояло в том, что я должен был подкрепить действием свое утверждение, что мог бы зарабатывать на жизнь, играя музыку на улице. Вызов бросил Марк Баркер. Я не мог отступить.

Вот почему в тот день, когда я встретил Лауру, я изображал из себя уличного музыканта. Однако мне кажется, что, притворяясь уличным музыкантом, ты в самом деле становишься им — пусть даже только на пару пустых академических часов и перерыв на ленч. Это как, скажем, если ты притворяешься парикмахером и стрижешь чью-то голову, то на этот конкретный момент ты в самом деле становишься парикмахером. Я считаю, что это отличная концепция, поскольку она позволяет нам попробовать в жизни многие занятия.