Бывшая жена - Дана Алексеева

– Пошли отойдем и пообщаемся как настоящие мужчины, – указывает на дверь.

– Только после вас, – ёрничаю и пропускаю отца вперед.

Пропустив мимо ушей слова матери и сестры, жужжащие на заднем фоне, мы выходим на улицу.

– Так, и чего пыхтишь, как бешенный зверь?

– Хочу, чтобы ты перестал изводить мать и свалил со своей любовницей куда подальше от нас.

– А тебе не приходило в голову, что мы с мамой сами разберемся со всем?

– Я вижу, как вы разобрались! Зачем ты притащил эту швабру сюда… Совсем не понимаешь, что унижаешь маму?

– Мы говорили об этом с ней. Не думай, что он не знала. Не всё так просто, как тебе кажется…

– Да мама любит тебя, придурка… – захлебываюсь в эмоциях. – А ты нагло пользуешься этим! Позоришь её! Собственными руками бы тебя придушил…

Кулаки сжимаются при виде постного лица отца. Он не слышит меня. Тупая бетонная стена.

– Хочешь ударить? Давай, валяй… – усмехается.

Я кривлюсь в лице и выплевываю:

– Не хочу мараться…

Отворачиваюсь от него с презрением, чтобы успокоиться на миг и избежать мордобоя.

Отец смеется в спину и начинает подкалывать:

– Смотрю ты вырос моралистом… Но у самого второй брак за плечами. На одной женщине не удалось остановиться, да, сын?

Вот теперь я за себя не отвечаю. Задевает по больному, тут может сработать инерция.

– Заткнись, – угрожающе выставляю на него палец. – И не сравнивай. Это разные вещи.

– Когда мы говорим о женщинах – суть одна. Не суди меня, да не судим будешь.

– Отвали от матери и делай, что хочешь, – повторяю.

– Лучше разберись со своей жизнью, сынок.

Он хлопает меня по плечу, а я одергиваю его, будто обжигаясь о горячую сковородку.

– Не называй меня так. Ведь я жалею, что ты мой отец. И не хочу, чтобы другие слышали этот постыдный факт.

– Не перегибай палку, – мрачнеет папа.

– Да я сломал её, ясно тебе? Иди красуйся дальше перед гостями и мацай грязными пальцами молодое тело… А я сегодня не планировал блевать, в клоунаде участвовать не собираюсь.

Бросаю на отца прощальный презрительный взгляд и спускаюсь с веранды.

В спину слышу ироничное:

– И тебе хорошего вечера, сынок.

Идиот. Какой же идиот! И вот на этого человека я хотел быть похож?

Отплевываюсь в разные стороны и иду размашистым шагом к машине. Надо было сразу уехать, чтобы не терзаться сейчас, да и душа бы не стонала так сильно и надрывно.

Завожу тачку и давлю на газ. Уезжаю подальше от этого места, от которого больше не веет теплом. Наматываю километры по городу под дубасящий бас из колонок. Езда успокаивает.

Сам не замечаю, как выезжаю на дорогу, ведущую к дому Ани. Голова сомневается, но руки сами сворачивают в переулок, в который заезжал еще вчера.

Проезжаю мимо её дома и вспоминаю наш поцелуй. Неожиданный, сладкий и такой желанный. Сминаю губы от воспоминания и ощущаю земляничный вкус губ бывшей. Вчера я понял, что дико хочу её. И готов поспорить, Аня тоже… Её выдала одна секунда, которая решила всё… Когда тело размякло, а пальчики, собирающиеся оттолкнуть, впились в ткань куртки.

Да, наорала. Да, зарядила пощечину… Ане не всё равно. Я соскучился по её эмоциям, пусть даже пока и взрывным. Ругается бывшая жена тоже красиво, особенно после поцелуя.

– Аня? – напрягаю зрение, заметив женскую фигуру на детской площадке, которая одиноко сидит на карусели и вытирает лицо платочком.

Подъезжаю ближе и, озаряя фарами вечерние сумерки, окончательно убеждаюсь, что это она. И она точно плачет…

Я сама виновата.

На что надеялась?

Муж не любит меня. Как и я его. Готова ли терпеть ради дочери участившиеся скандалы и взаимное недопонимание?

Ладно бы только это… Кажется, Коля изменяет мне.

Не пойман – не вор, я не видела факт измены своими глазами, но губная помада на рубашке – верный знак. Не так ли? Коля вот так не считает. И тем самым хочет сделать из меня дуру.

Собственно, на фоне этого мы и поссорились. Я схватила наполовину наполненный пакет с мусором и ушла на улицу. Что угодно, лишь бы не видеть его сейчас.

Надо выпустить пар и что-то решать. Но пока всё скатилось к слезам и жалобным всхлипам на карусели. Уже с полчаса торчу на детской площадке рядом с домом и сквозь слёзную пелену смотрю на звездное небо.

Что же мне делать… Как правильно поступить?

Фары проезжающей машины освещают участок, где я сижу, и заставляют прищуриться. Автомобиль тормозит, из него выходит мужчина и уверенным шагом направляется ко мне.

Артем? Что он тут делает?

Быстро вытираю слезы платочком и прячу его в карман плаща. Шмыгая заложенным носом, встаю с карусели и с невозмутимым взглядом встречаю бывшего.

– Привет, Аня, что ты делаешь здесь в такое время одна… Случилось что-то? – он очень правдоподобно изображает переживание.

– Это что ТЫ здесь делаешь, – усмехаюсь и всплескиваю руками. – Я вообще-то здесь живу, Бродский. Вышла вынести мусор и прогуляться, нельзя?

– Можно. Но не обязательно при этом реветь… – находясь в полуметре, Артем внимательно всматривается в мое лицо, и даже сумерки не помогают скрыть очевидное.

– Глупости… Я не ревела, – хлопаю мокрыми слипшимися ресницами и шмыгаю распухшим носом. – Чего пристал?

Фыркаю, поворачиваюсь к нему полубоком и задираю голову к небу.

– Я проезжал мимо, только и всего, – слышу со стороны и сразу смеюсь.

Как наивно и глупо звучит.

– Конечно, я верю, – поддакиваю и достаю из кармана телефон. – У меня что в телефоне какой-то чип, по которому ты меня выслеживаешь, не пойму никак?

Встряхиваю сотовый и вызываю усмешку у бывшего.

– Если скажу, что «да», полегчает?

– Ничуть, – выдыхаю, еле заметная дымка выходит изо рта и тут же растворяется в прохладном воздухе. – Полегчает, если ты исчезнешь с моих глаз.

– Понял. Прости, но обрадовать не смогу, – сарказм так и хлещет. – Потерпишь меня немного?

– Ох, Бродский, каким ты был эгоистом, таким и остался… – ёжусь от ветра и бросаю в Артема колкий взгляд.

– А ты никак не расстанешься со своей гордостью, – бубнит в ответ себе под нос и начинает затирать ботинком землю.

Я рассматриваю этот кадр ростом сто восемьдесят сантиметров и поражаюсь его бесстрашности. Вторую жизнь подарили?