Молитва нейрохирурга - Джоэл Килпатрик

Тэмми и Ричард были уверены во мне и хотели провести операцию в Сан-Диего. Доктор Уиллард настаивал на том, чтобы его внучку лечили на другом побережье, в Бостоне. В этой слегка неловкой ситуации родители Тины решили все же дать добро моему варианту: эмболизация, а спустя несколько дней — открытая хирургия и удаление опухоли. Когда они пришли на встречу перед операцией, доктор Уиллард сидел вместе с семьей. Я видел, что ему не по душе моя идея, и чувствовал, что он только и ждет какого-нибудь прокола, сигнала о недостатке профессионализма. Я снова объяснил им риски. Потом я обернулся к Тине и нарисовал на доске картинку — гору и извилистую тропинку, ведущую к вершине.

— Ты когда-нибудь ходила в горы? — спросил я.

— Нет, — ответила она. — Но в походы ходила. Они были очень долгие.

— Хорошо, — сказал я. — Тогда мы с тобой пойдем в поход. Он включает две разных операции и две разных дозы анестезии. Ты должна будешь восстановиться после первого перехода, а потом, на этой же неделе, снова отправиться в путь. Это опасный поход. Я уверен, что мы дойдем до вершины, но идти придется долго. Понимаешь?

— Да, — кивнула она.

На первой встрече я спросил Тэмми, воспитывали ли они ребенка в вере или религии. «Нет», — ответила она тогда, а Тина быстро добавила: «Но у нас есть рождественская елка!»

Я никогда не хотел никого смущать, но должен был сделать для больных все что мог. Я знал: мастерства мне хватит. Я уже лечил такие опухоли. Но я хотел предложить Тине нечто большее: молитву. Сердце заходилось как бешеное. Мне было бы гораздо легче, не будь здесь доктор из Гарварда, который, наверное, уже думал, что мы с коллегами и так уступаем его друзьям с Северо-Востока.

— Я всегда молюсь вместе с теми, кому предстоит операция, — смело сказал я. — Позволите мне помолиться за Тину?

Родители удивленно переглянулись. Тэмми кивнула и опустила глаза.

— Я подожду за дверью, — доктор Уиллард резко поднялся, стиснул дверную ручку и вышел. Он явно не хотел принимать в молитве никакого участия. К горлу подкатил ком, — но я должен был сделать все так, как было лучше для девочки. Я подошел к Тине и коснулся ее плеча.

— Господи, спасибо Тебе за Тину, — тихо сказал я. — Ты призываешь нас просить о том, чего мы хотим, и я прошу Твоей помощи. Пусть обе операции пройдут успешно. Пусть они не причинят Тине вреда. Молю Тебя, подари ей и ее родным мир и покой. Во имя Иисуса, аминь.

Тина, казалось, была увлечена. Опыт был для нее новым, и она нисколько не противилась. Тэмми вытерла слезы. С ясным рассудком и в предвкушении я поднялся и проводил их в приемную, где ждал доктор Уиллард.

На следующий день, рано утром, мы встретились в предоперационной.

— Мне сегодня снилось, что опухоль прошла! — воскликнула Тэмми.

Я улыбнулся, услышав в ее голосе надежду. Но когда я осмотрел лицо девочки, то покачал головой. Место опухоли все еще оставалось распухшим: ей было не обойтись без двух долгих операций. Я взял обеих за руки, произнес краткую молитву, и Тину увезли на операцию.

«Господи, сохрани ее», — прошептал я, вводя длинную полую иглу девочке в ногу.

Я надел синий свинцовый костюм-двойку и шейный бандаж — защиту от радиационного «разброса», — хирургическую шапочку с маской и прошел в операционную, где без сознания лежала Тина, завернутая в синюю ткань. Открыто было лишь маленькое пятнышко кожи над бедренной артерией. Операционный стол был подключен к компьютерной установке, стоившей миллионы: благодаря ей мы во всех подробностях видели сосуды мозга сквозь череп. Со мной было двое техников: один — мой ассистент в стерильном халате и перчатках; другой управлял аппаратом и при необходимости открывал для нас препараты, выстроенные позади, на столе. С другой стороны, за столом, защищенный свинцовым стеклом, сидел анестезиолог.

Я коснулся бедра Тины. Артерия мерно пульсировала. Я на мгновение замер, напоминая себе, что это живая девочка, а не проект, о чем легко забыть в этой безжизненной атмосфере.

«Господи, сохрани ее», — прошептал я, вводя длинную полую иглу девочке в ногу.

Мы проникаем через эту артерию, потому что она огибает головку бедра — крупную кость, которая позволяет после операции клипировать место прокола. Сонная артерия гораздо ближе к мозгу. Но давить на шею после операции — намного опаснее.

Ярко-алая кровь закапала из иглы: я проник в артерию. Ввел сквозь иглу проволоку. Вынул иглу. Надел на проволоку коническую пластиковую трубку-проводник, похожую на заостренную соломинку для коктейлей. На конце трубки был одноходовой клапан. Техник подал мне стерильный катетер и проволоку. Я сквозь клапан ввел их в ногу Тины — и двинулся по сосудам к опухоли в голове.

Эндоваскулярная нейрохирургия требует невероятного осязания. Проволоку толщиной меньше миллиметра — и катетер диаметром в два — вы должны провести в бедренную артерию. Потом вы мягко подталкиваете их к сердцу, и катетер скользит за проволокой по общей оси. Проволоку нужно двигать очень аккуратно — вы словно вяжете или прядете на веретене. Робот не справится ни с одной из этих операций. На конце проволока чуть изогнута, и ее можно поворачивать и направлять в разные сосуды. Если вы чувствуете сопротивление, то должны остановиться и разобраться, в чем дело. Необходимо рассчитать каждое движение. Лишние или слишком резкие рывки безумно опасны. Чутье подскажет, с чем вы столкнулись, пока вы следите за тем, как проволока идет сквозь тело.

Я мягко продвигал проволоку и катетер вперед. Сердце Тины слало кровь им навстречу. Вскоре я достиг дуги аорты: отсюда три главных сосуда отходили к шее, лицу и голове. От бедра я шел вверх, против течения крови, теперь же предстояло идти по течению, вместе с потоком, к голове.

Рядом с Тиной, прямо напротив меня, установили большие экраны. Стоило мне надавить на педаль в полу, как машина оживала и показывала прямое изображение нужной мне области. Глядя на экран, я следил за потоком рентгеновских лучей и видел, как между белых легких бьется серое сердце Тины. Черная металлическая проволока резко выделялась на сером фоне. Мы дотошно проверяем, чтобы ни в проволоках, ни в контрастном агенте не было воздушных пузырьков, — ведь все, что мы вколем, отправится в мозг, который всасывает кровь как пылесос. Я знал, какая из трех ветвей вела к опухоли.

Я не сводил глаз с экрана и, пройдя чуть больше метра, повернул проволоку. Та крутанулась и вошла в сонную артерию. Я выверял каждый шаг. Только чувства — и знание того, как отходят разные артерии от дуги аорты.

Операция шла хорошо. Слава богу, Тина была такой юной. Чем старше люди, тем более извилисты их сосуды и тем труднее добраться до нужного места. Больше часа может уйти только на установку катетера, как было с Дэниелом. Артериосклероз, кальцификация, общее отклонение сосудов, — все это искажает форму сосудов, и по ним очень трудно пройти. Выпрямлять их опасно: бляшки могут оторваться, дойти до мозга и вызвать инсульт. С молодыми, эластичными сосудами работать намного легче. А у Тины они были очень гибкими.