С открытым сердцем. Истории пациентов врача-кардиолога, перевернувшие его взгляд на главный орган человека - Сандип Джохар

Рана Корниша снова открылась через несколько дней, и Уильямс повторно прооперировал его, вычистив сгустки крови. В конечном итоге рана зажила, а сам Корниш избежал сепсиса, величайшего постоперационного убийцы тех лет. Тридцатого августа, почти через два месяца после ранения, Корниш на своих двоих покинул больницу. За исключением еще нескольких драк в барах, он прожил абсолютно нормальную, долгую жизнь и даже пережил своего хирурга на целых двенадцать лет.

Сегодня мы знаем, что Уильямс был не первым, кто осуществил хирургическую операцию перикарда. В течение предшествовавшего десятилетия было проведено около трех операций, но широкой огласки они не получили, Уильямс о них наверняка ничего не слышал, и большинство пациентов умерло вскоре после хирургического вмешательства. Втыкая иглу в перикард в ходе, говоря его собственными словами, «первой успешной или неуспешной операции по зашиванию перикарда в задокументированной истории», Уильямс сделал больше, чем кто бы то ни было в деле развенчания мистической роли сердца и в продвижении мысли о том, что оно – машина, поддающаяся ремонту. Его достижение было тем значительнее потому, что это было достижение чернокожего хирурга в эпоху Джима Кроу. В 1894 году он переехал в город Вашингтон, где президент Кливленд Гровер назначил его главой хирургии в больнице Фридмана[23], где занимались лечением бывших рабов. Он позже вернулся обратно в Чикаго, где продолжил свою деятельность почтенного (и почетного) врача; умер он в 1931 году от осложнений после инсульта.

Хотя Уильямс известен как первопроходец операций на открытом сердце, он на самом деле не резал сердце как таковое, а лишь зашил защищающий его перикард. Первый шов на сам миокард наложил немецкий хирург Людвиг Ренн. Восьмого сентября 1896 года, почти день в день тремя годами позже того, как Корниш вышел из больницы Провидент, он зашил двухсантиметровый порез в правом желудочке сердца двадцатидвухлетнего франкфуртского садовника, на которого напали во время прогулки в парке. Жертву нападения, Вильгельма Юстуса, в бессознательном состоянии обнаружили полицейские; его одежда была насквозь пропитана кровью. Темным ранним утром его доставили в Франкфуртскую государственную больницу. Хотя след раны очевидно указывал на травму правого предсердия, врачи все равно положили его под наблюдение, хотя наверняка осознавали, что операция на сердце поможет не больше, чем молитва. Вскоре стало понятно, что у него в груди стремительно скапливается кровь. У Юстуса поднялась температура, дыхание участилось до шестидесяти восьми вдохов в минуту (в шесть раз быстрее нормы). Врачи использовали камфору, стимулятор и охлаждали его пакетами со льдом, но состояние Юстуса усугублялось. К вечеру его кожа посинела, пульс еле прощупывался и он еле дышал; тогда-то Ренн и решил все-таки провести операцию.

Ренн родился в 1849 году в Германии, в городе Алленштайн, и, подобно Уильямсу, рано потерял отца, работавшего физиологом, и стал жить с родственниками. В отличие от Уильямса, он ухватился за возможность зашить рану в миокарде.

Он сделал четырнадцатисантиметровый разрез в промежутке между четвертым и пятым ребром Юстуса на уровне соска, разрезал пятое ребро и отогнул его, по-прежнему прикрепленное в грудине, наружу, таким образом открыв доступ к сердцу для проведения операции. Он обнаружил в правом желудочке сердца разрез около 2,5 см длиной, из которого во все стороны мощными толчками била кровь.

«Вид сердца, бьющегося в раскрытом мешке перикарда, был поистине завораживающим, – писал Ренн. – Я сдерживал кровотечение, зажав рану пальцем, но он постоянно соскальзывал с неистово колотящегося сердца». Он ввел палец в рану и зашил ее тремя стежками тонкой шелковой нити. «При каждом контакте с иглой сердце замирало, и это очень нервировало», – описал он свой опыт. Вскоре сердце «возобновляло свои судорожные сокращения». После наложения третьего шва пульс уже стал отчетливым. Ренн опустил ребро, вернул на место мягкие ткани и кожу, зашил и забинтовал грудь пациента.

В то время, когда практически не пользовались антисептиками, Жнец чаще всего навещал больных сначала с термометром и лишь затем – с косой. Через десять дней после операции температура у Юстуса подскочила до 40°. Операционный шов у него на груди истекал гноем. У него развился сепсис. Ренн вернул его в операционную, чтобы убрать накопившиеся продукты инфекции. К счастью, вскоре температура упала, и уже через неделю Юстуса выписали из больницы.

Двадцать второго апреля 1897 года, через шесть месяцев после операции, Ренн сделал доклад о проведенном им оперативном вмешательстве на встрече хирургов в Берлине. Он объявил, что «возможность восстановления миокарда более не подвергается сомнению». «Я надеюсь, что этот случай из моей практики не останется единичной диковинкой, а станет первым шагом дальнейшего изучения хирургии сердца, – сказал он, и добавил: – Это позволит спасти множество жизней, которые раньше были бы потеряны». Ренн написал подробный отчет о проведенной операции в журнале о хирургии. Он был крайне осторожен в своих высказываниях и писал в несколько извиняющемся тоне, потому что лишь десятилетием ранее великий Бильрот заявил, что «хирург, который попытается зашить рану в сердце, заслуживает того, чтобы потерять уважение своих коллег». Возможно, именно под гнетом исторически сложившегося мнения Ренн писал: «Я был вынужден провести операцию. У меня не было другого выхода, ведь лежащий передо мной пациент истекал кровью».

Операции Ренна и Уильямса ознаменовали начало новой эпохи в медицине, когда скальпель наконец-то прикоснулся к самому восхваляемому и неуловимому органу человеческого тела. Врачи приняли к сведению результаты их работы. В 1899 году немецкий врач Александр Пагенштехер писал: «Я далек от того, чтобы желать, чтобы операции на сердце стали стандартной для любого врача процедурой, но результаты у них крайне положительные». Четырнадцатого сентября 1902 года на кухонном столе при мерцающем свете двух керосиновых ламп, в хижине в трущобах Монтгомери, штат Алабама, Лютер Хилл стал первым американским хирургом, успешно зашившим рану в левом желудочке сердца тринадцатилетнего мальчика, которого пять раз ударили ножом.

На конференции в 1907 году Ренн доложил, что в мире было проведено 120 операций на сердце, из которых 40 % оказались успешными, а это означало четырехкратное снижение смертности в сравнении с дохирургической эрой кардиологии.

Через несколько лет немецкий хирург Рудольф Хэкер написал: «С древних времен сердце воспринималось как noli me tangere – нечто неприкасаемое; последний орган человеческого тела пал перед рукой хирурга».

Рассвет кардиохирургии был долгим, и ее время настало лишь несколько десятилетий спустя. Хотя попытки устранить последствия почти всегда летальных ранений сердца принимались с отстраненным смирением, медицина по-прежнему полностью отвергала саму идею, что этот орган можно резать, чтобы исправить неисправные клапаны, истончившиеся стенки или неправильно расположенные сосуды. Кардиохирургии предстояло решить еще множество проблем, наибольшей из которых была нехватка времени. Как писал Г. Уэйн Миллер в своей авторитетной книге «Король сердец»[24]: «Открыть живое сердце означало убить его, менее чем за минуту слив из него всю кровь». Чтобы предотвратить такое кровотечение, прежде чем вскрывать сердце, его надо было изолировать и остановить. Остановить сердце больше чем на несколько минут означало повредить мозг и другие органы. Как поддерживать циркуляцию крови и приток кислорода после прерывания пульса? Перед медициной никогда ранее не вставало столь масштабной задачи. Можно ли заменить сердце, шедевр механики от природы, на созданный человеком насос?