Артиллерия Ивана Грозного - Алексей Лобин

Московская деньга, чеканенная Аристотелем. Коллекция автора

Крайне скупы сведения о пушечных мастерах Варфоломее и Александро. О первом известно из сообщения барона С. Герберштейна, где сообщается, что этот «bombardarius» был обласкан московским князем и позже принял русскую веру[147]. По русским данным, в 1509 г. Варфоломей строил деревянную крепость в Дорогобуже[148]. Пушки мастера Александро упоминаются в документах XVI в. – до 8 александровских мортир входили в состав осадного наряда, направляемого в Ливонию в 1577 г. В XVII в. «3 пушки олександровских верховых» упоминаются в Белгороде в 1640-х гг.[149]. По описи 1670-х гг. там числились уже не три, а четыре «огнестрельных» орудия, «от стрельбы попорчаны, впредь стрелять из них не мочно, признаки на них: по конец кружал кресты, в клеймах к запалу орлы двоеглавые, подписи на них немецкие». Подпись латиницей – это, скорее всего, автограф мастера Александро, но что было написано, сейчас уже не узнаем. Впрочем, мортиры (в описи 1670-х гг. обозначены как «пищали огнестрельные») описаны кратко: «две пищали в станках, станки окованы железом, мерою по поларшину без трех вершков, по весу адна адинатцать пуд, другая десять пуд без четверти». Другие мортиры были без станков, одна из которых была достаточно крупной: «третья мерою аршина шти вершков, в ней по весу пятьдесят три пуда без пяти гривенок». Несмотря на то что мортира была небоеспособна, к ней имелось в запасе «ядер трехпудовых девяносто ядер, да нарядных оплетеных трех же пудовых восьм ядер». Четвертая мортира была «мерою аршина без четверти, по весу девять пуд дватцать гривенок». Для мортир весом в 9-11 пудов имелся комплект снарядов: «дву пудовых четыре ядра, по семнатцать гривенок шестьсот шестьдесят три ядра»[150]. Благодаря таким описаниям мы можем примерно очертить размеры мортир мастера Александро.

Московская деньга, чеканенная Александро. Коллекция автора

Надо заметить, что Александро, как и его коллеги, чеканил деньги для Ивана III (в нумизматической литературе существует мнение, что автором штемпелей монет с именем «ORNISTOTELES» был Аристотель Фиораванти[151]). Нумизматам знакома монета конца XV – начала XVI в. с надписью «мастер Александро».

Помимо пушечных изб итальянцами были созданы и зелейные мастерские – пороховые заводы. В 1531 г. Москву потряс сильнейший взрыв, и на месте «зелейного двора» Алевиза Фрязина вырос пороховой «гриб»: «Загореся внезапу зелье пушечное… делали бо его на том дворе градские люди, и згореша делателей тех от зелья того в един час более двоюсот человек»[152].

Можно констатировать: именно с приездом в Москву итальянцев с конца XV столетия отмечается значительный рост московского военного производства, который никак не ослабевал. Уже к 1550-м гг. иностранцы, побывавшие в Москве, сообщали, что русская артиллерия «в достаточном количестве снабжена бомбардирами, превосходно устроена, обучена и постоянно упражняется» [153].

Некоторые исследователи весьма прямо толкуют известие С. Герберштейна, согласно которому «у государя есть пушечные литейщики, немцы и итальянцы, которые кроме пищалей и пушек льют также железные ядра, какими пользуются и наши государи, но московиты не умеют и не могут пользоваться этими ядрами в бою, так как у них все основано на быстроте»[154]. Неверная трактовка приведенного фрагмента позволила одним считать, что уже в начале XVI в. в России было чугунное производство («льют также железные ядра», скорее всего, казус связан с неправильным переводом – «делают»), а другим – что русские вообще не пользовались артиллерией. Между тем имперский посол говорит о том, что русские не используют артиллерию в битвах, ибо полевое войско, состоящее практически полностью из поместной конницы, представляет собой маневренное, быстро передвигаемое войско, в котором артиллерия могла быть только обузой.

Считается, что с начала правления Василия III появляется применимый к артиллерии термин «наряд» – в 1506 г. во время похода на Казань[155]. Но скорее всего, термин появился ранее – так, короткая запись среди документов о «наряде на берегу лета 6998» во время весеннего похода в Дикое поле 1491 г.[156]. Существует также среди некоторых историков предположение, что в разрядных записях под 7003 (1495) г. упоминается «наряд»: «послал князь великий воевод своих на свитцкие немцы к Выбору с норядом по полкам» [157]. Однако словосочетание «с норядом по полкам», скорее всего, говорит о распределении по войсковым частям, а не артиллерии, ибо старинное слово «наряд» могло означать и порядок, и устройство, и руководство, и распределение, и готовность, и артиллерию, и снаряжение[158].

От времени правления Василия III не сохранилось ни одного датированного орудия. В описях артиллерии XVII в. также не упоминаются пушки 1505–1533 гг., за исключением одной большой мортиры, которая участвовала в Смоленском взятии 1514 г. В описи смоленской артиллерии 1670-х гг., в которую пушкарский голова Прохор Шубин скрупулезно заносил все признаки орудий, вплоть до размеров и надписей на стволах, отмечена одна «большая» мортира времен Василия III: «Пищаль медная, гранатная большая… русского литья, длина два аршина с полуторным вершком. На ней подпись руским писмом: «Василия, Божиею милостию государя и самодержца (выделено мной. – А.Л.) всеа Русин и великого князя, повелением слита бысть сия пушка в преименитом и славном граде Москве, в лета семь тысячь двадцать перваго, майя в 8 день, господарства его…[159] делал Булгак Ноугородов»[160]. Большая пушка весом в 83 пуда была отлита в мае 1513 г. по повелению государя. Иначе и не могло быть – все крупные орудия XV–XVI вв. создавались по специальному государеву указу, а текст надписи, содержащий титул правителя, как правило, исходил от высшей инстанции, которая и была главным заказчиком.