Артиллерия Ивана Грозного - Алексей Лобин

Но Ю.Г. Тарасевич отмечает: «Очень спорно отождествление А.Н. Лобиным сороковых пищалей и многоствольных установок («рибодекинов, органов, сорок»), основанное не на сходстве ли с одним из русских названий такой установки – «сорока»?». Ю.Г. Тарасевич совершенно безосновательно уравнивает между собой обычные «фрязиновские» пищали и сороковые «фрязиновские»: «…пищали Якова Фрязина» встречаются не раз, но без указания, что они «сороковые», и поскольку совершенно невероятно, что именно в Муром 1639 г. попали именно многоствольные, и никакие другие, пищали авторства Якова или Петра Фрязина (да еще 6 единиц!), то это довод как раз за то, что «сороковая» пищаль – это пищаль обыкновенная, одноствольная». Такие рассуждения вызывают недоумение.

Нет ни одного источника, который показывает, что обычные одноствольные пищали в разных описях могли называться сороковыми пищалями или наоборот. Для доказательства своего тезиса автору следовало бы сравнить описи орудий одной и той же крепости за разные годы, и на примерах показать, что в таком-то году та же сороковая пищаль названа, например, простой полковой. Тогда это был бы по крайней мере обоснованный на примерах вывод. Но ничего этого в критике моих работ нет – Ю.Г. Тарасевич только приводит пример с посылкой в Елец орудий. Но если в марте 1593 г. туда было велено прислать «в прибавку три пищали девятипядных или сороковых», то это не означало, что сороковая пищаль тождественна девятипядной. Подобные наказные фразы в делопроизводственных документах встречаются нередко и означают лишь одно – надо отправить те пищали, девятипядные или сороковые, которые будут в наличии и готовы «к службе» на момент присылки наказа.

Автор критики оказался в плену своих же логических утверждений. Он пишет: «…сороковые пищали – малокалиберные и сравнительно короткоствольные, и, значит, легкие, можно понять, куда они «исчезают» около середины XVII в.: обозначение выходит из употребления с приходом в 1610-1630-х гг. полковых пищалей…»[179]. Ю.Г. Тарасевич игнорирует тот факт, что полковые пищали соседствовали с сороковыми еще в XVI в., эти типы существовали параллельно: в источниках 1570-1580-х гг. упоминаются пищали полковые в 10, 7, 5 и даже в 2 пяди длиной (см. Приложения 1, 2). Уточнения в описях – «в станку и на колесах» показывают, что полковыми называли орудия на походных станках. Таким образом, сороковые пищали никак не могли «перейти» в полковые, поскольку они существовали вместе на протяжении около ста лет.

Из документов можно выделить следующие особенности сороковых пищалей:

1) все они имели мелкий и очень мелкий калибр; зачастую снаряды кузнецами ковались и для них, и для затинных пищалей (в 1540 г.: «кузнец Матфеико Сидоров, а делает ядра пищальные на великого князя затинные и сороковые»[180]); в ливонских описях 1582 г. встречаются сороковые пищали калибром в.¼, ⅓, ½, ¾, 2½. и 3 фунта. В XVII в. встречаются случаи более мелкого калибра, например: «Пищаль вестовая медная сороковая, к ней 102 ядра, по 8 ядер в гривенку»[181], т. е. каждое ядрышко весило 50 г, как у обычного мушкета (скорее всего, эта сороковая пищаль состояла из нескольких мушкетных стволов на станке);

2) они использовались только в качестве оборонительного вооружения – как в городах, так и на «окском рубеже» («на Берегу») против легкой конницы – татар. Так, осенью 1534 г. литовцы получили сведения об оборонительных мероприятиях на рубежах: «которые делы великии были посланы на берег, тых дей болших осм назад к Москве отвезено, одно малый сороковыи делы при тых людех на берегу зоставлены»[182]. И вплоть до 1640-х они составляли часть артиллерийского вооружения, направленного против татар и ногаев.

3) если в XVI – начале XVII в. они встречаются в документах нередко, то ко второй половине XVII в. исчезают из состава городового вооружения. Так, в описи Смоленска их 29 в 1609 г., а к 1654-му – ни одной. При сравнении оказывается, что парк смоленских орудий значительно обновился. В городовых описях начала XVII в. сороковые пищали упоминаются, а к 1670 г. исчезают почти полностью, новые сороковые, естественно, не производят, а вместо них на вооружение ставят современные образцы медных и чугунных орудий.

4) В описях XVI – начала XVII в. в случаях полного боекомплекта к сороковым пищалям счет ядер идет на сотни и тысячи – «5500 ядер сороковых железных» в Коломне в 1570-х гг., в Смоленске в 1609 г. к 29 сороковым пищалям полагался комплект до 600 ядер к каждой установке, в Муроме на 6 сороковых пищалей приходилось 2623 ядра железных и т. д.

5) в некоторых случаях, когда речь в описи шла о дефектах конкретного орудия, встречаются упоминания сороковых пищалей с жаграми, например «у сороковой пищали по жагру оторвало»[183]. Данное обстоятельство говорит о том, что, скорее всего, использовался ружейный механизм воспламенения заряда – жагра. Такой механизм использовался и для других мелкокалиберных орудий – затинных пищалей (например, «Пищаль железная затинная с жагрою, длина два аршина без шти вершков»[184]).

6) в особых случаях в описях упоминается особый порох, «сороковое зелье», притом отдельно от пищального и пушечного. Судя по малому калибру, сороковые пищали могли делаться из обрезков ружейных стволов, а для такого огнестрельного оружия нужен более мелкий порох, ружейный или же порох переходного типа, со средним размером гранул, между ручным и пушечным.

Ю.Г. Тарасевич искренне удивляется тому факту, что в описи 1678 г. сороковые пищали практически не встречаются. Но уважаемый оппонент не учитывает два момента:

– в XVII в. сороковые пищали уже не производили (единственный случай производства многоствольных орудий – 1646 г., когда X. Рыльский делал в Ливнах «органки и пушечки на образец для скорого походу против… крымских и нагайских людей» [185]);

– естественный износ стволов из-за длительной эксплуатации, как то: сильная коррозия железных элементов («попорчаны», «ржавы»), непорченое запальное отверстие («растрелян запал», «от стрельбы попорчаны»), разрыв ствола от стрельбы («урывок пищали»), оплавление ствола из-за городского пожара («в пожарное время растопилась и стрелять не мочно») и т. д. Впоследствии бронзовые старые орудия отсылали на переплавку, а железные «списывали» за ненадобностью. Достаточно сравнить описи артиллерии одной и той же крепости, например Ельца, за 1590-е, 1640-е и 1678 гг., чтобы понять, насколько сильно менялось вооружение города. В 1593 г. в Ельце было 2 полуторных, 6 – девятипядных, 4 – сороковых, 50 – затинных пищалей[186]. К 1640 г. мы встречаем другое разнообразие: 3 полуторных, один «урывок» полуторной пищали, 7 железных вальконеек, 10 затинных пищалей. После этого артиллерийский парк был обновлен присылкой чугунной 8-фунтовой пищали, 4 орудиями «нового литья», 1 «сороковой» тульской пищалью и 1 железной «литовской» 3-фунтовой пищалью. В 1678 г. в том же городе было 4 полуторных, 18 железных, из которых 1 – 8-фунтовая, 5 – 5-фунтовые, 5 – 3-фунтовых, 7 вольконеек в ½ фунта, сороковые и затинные отсутствуют[187]. Если в Коломне в 1577 г. значились сороковые пищали в ½ фунта, 5-фунтовая пушка «Тофа», 90 затинных пищалей, то к 1678 г. ничего подобного из этой номенклатуры калибров нет, из старых числились всего лишь девятипядная пищаль и «отломок семи пядей в станку на колесах»[188].