Игра. Змеиный остров - Карина Шаинян

Поднятая им муть постепенно оседала, открывая почти полностью погруженные в песок изогнутые доски. Вот же гадость, раздраженно подумал Дима. Казалось бы — такая глушь, но и здесь никуда не деться от оставленного человеком мусора. Похоже на обломки лодки. Наверное, местные разбили и бросили, решил Дима, аккуратно обходя торчащие из песка деревяшки. Это ж умудриться надо. Хотя, может быть, штормом разбило. Глядя на гладкое, как муаровый шелк, море, поверить в шторм было трудно. Скорее всего, сами, по глупости…

Внезапно Дима остановился и медленно, почти на цыпочках вернулся к обломкам. Сами разбили — мысль правильная. Но по глупости ли? Или это и есть те самые остатки кораблей, разграбленных и затопленных малайскими пиратами? Не замечая в азарте обломанных ногтей, Дима по локоть зарылся в песок, смешанный с илом. Наконец ему удалось вытащить кусок доски — слегка изогнутый, скругленный на одном конце и грубо обломанный на другом. Похоже на кусок шпангоута. И даже дырочки от гвоздей видны…

Дерево, пропитанное водой, было скользким и тяжелым. Стоило выпустить обломок из рук — и он тут же камнем ушел на дно. Жаль, что пираты очищали торговые суда, прежде чем затопить. На сокровища Дима не надеялся, но было бы здорово найти что-нибудь интересное. А впрочем… Дима задумчиво поковырял ногой песок. Конечно, все мало-мальски ценное с кораблей выносили. Но на всякую повседневную мелочовку вряд ли обращали внимание. Зачем пиратам простенький нож или чашка? Железо, конечно, в морской воде давно рассыпалось в труху, но керамика или стекло могли сохраниться.

Вот и развлечение нашлось, мысленно усмехнулся Дима, снова зарываясь в песок. Чем сидеть в лагере и дуреть от раздражения и скуки — лучше рыться в обломках кораблей. Найдется какой-нибудь медный гвоздь — уже радость. А не найдется — так хоть время проведет, не ввязываясь в свары.

Пальцы нащупали что-то гладкое. «О-па!» — радостно пробормотал Дима и сжал кулак. В руке оказалась изрядная горсть песка. Дима погрузил ладонь в воду, поболтал, вымывая лишнее сквозь неплотно сжатые пальцы. На ощупь вроде бы металл — похоже, ему действительно удалось найти корабельный гвоздь. Неплохое начало.

Дима выпрямился, в предвкушении разжал кулак и выругался, увидев, что именно лежит у него на ладони. Разочарование оказалось таким сильным, что первым порывом было зашвырнуть находку подальше. В последний момент Дима остановился. Тоже, если подумать, неплохой сувенир. Можно будет рассказывать, как искал пиратские сокровища, а нашел никелированную фигульку, отштампованную в Китае.

Подавив желание пнуть остатки лодки, Дима подкинул металлическую штуковину на ладони, небрежно засунул ее в карман и побрел к берегу.

Энергия азарта и любопытства, пробудившаяся, когда Дима нашел обломки лодки, иссякла, и он снова маялся от жажды и голода. Пересохшие, уставшие от постоянно бликующей воды глаза страшно зудели и слезились. К тому же его вдруг начало терзать чувство какой-то неправильности, странности: как будто он проморгал что-то важное, допустил мелкий баг, из-за которого ошибки будут расти, как снежный ком, и в конце концов сведут всю работу на нет.

Выбравшись на берег, Дима присел на камень — уже не горячий, а приятно теплый — и принялся заново прокручивать в голове прошедший день. С пустыми руками думалось плохо. Дима принялся вертеть пуговицу на боковом кармане шорт. Нет, стратегия, которую он придумал, сейчас самая выгодная; места он пока не нашел, но это не беда, завтра можно будет сходить в другую сторону… Что же не так?

Нитки, как всегда, не выдержали издевательств, и пуговица осталась у Димы в руке. Слегка кольнуло чувство вины и тут же исчезло: он давно уже научился пришивать ободранные в задумчивости пуговицы, маме не придется вздыхать над его дурными привычками и браться за нитку с иголкой. Дима автоматически сунул пуговицу в карман. Рука наткнулась на найденную железяку. Все так же машинально Дима вытащил ее и принялся вертеть в пальцах.

Через некоторое время он понял, что мозги больше не работают. Он уже не вертел находку — просто тупо смотрел на нее без единой мысли в голове. Серебристая фигурка кальмара, блестящая, совсем новенькая… Если присмотреться — красивая вещь. Кальмар схематичный, но узнается сразу, и в линиях кроется неуловимая сила.

Дима резко выпрямился. Фигурка совсем новенькая, а обломки лодки — или все-таки корабля? — пролежали в воде очень, очень долго. Дешевая китайская поделка облезла бы в морской воде за пару недель. Может, кто-то недавно выронил фигурку за борт и соседство с остатками корабля — случайность? Совсем недавно, вчера или даже сегодня: Дима знал, как быстро появляется склизкий налет микроскопических водорослей на любом попавшем в море предмете. Может, на острове есть и другие люди? Дима схватился за вторую пуговицу. Вряд ли это туристы — они наверняка остановились бы там, где игроки разбили лагерь. Может, сотрудники Пленского? Наблюдают за разгорающейся сварой и с хихиканьем потирают руки.

Нет, это уже паранойя какая-то. Дима потер фигурку, пытаясь понять, из какого материала она сделана. Серебристый металл, тяжелый и странно холодный: предмет до сих пор не нагрелся в руке. Никакой слизи, ни единой шероховатости или патины, будто не из моря вытащили, а достали из-под стеклянного колпака…

Краем глаза Дима заметил движение и поднял голову. Заходящее солнце било прямо в глаза, и Дима видел только темный силуэт человека, идущего вдоль пляжа. Но не узнать Леру было трудно — среди игроков не было никого эфемернее ее. На секунду показалось даже, что ее шатает под легчайшим бризом — но это просто снова заслезились глаза. Лера целеустремленно шла на Диму; догадавшись, что она замечена, девушка дружелюбно помахала рукой и слегка ускорила шаг.

Глаза Димы тоскливо заметались по сторонам, ища пути отступления. Даже если Лера пришла предложить союз — разговаривать совершенно не хотелось. Рядом с ней он чувствовал себя неполноценным, безмозглым эпикурейцем, променявшим совершенство на тупые развлечения. Дима готов был сбежать, как первоклашка от строгой учительницы, — но спрятаться было негде. «А давай ты свалишь отсюда», — тоскливо подумал Дима. Помнится, в детстве он верил, что если достаточно хорошо сосредоточится, то сможет повлиять на учителей силой разума, и по пол-урока проводил, мысленно твердя: «Не меня. Вызови к доске не меня». Он криво усмехнулся своим ассоциациям и, валяя дурака, сосредоточился на Лере.

Короткое головокружение, будто пляж внезапно встал дыбом и перевернулся. Дима зажмурился, открыл глаза и снова зажмурился, начисто потеряв ориентацию в пространстве. Он уже не сидел, а стоял; солнце, только что бившее в глаза, теперь находилось за спиной, а земля — чуть ближе, чем он привык видеть. Удерживать равновесие стало невероятно трудно, будто сместился центр тяжести тела.

Снова закружилась голова, и Дима, нелепо взмахнув руками, опустился на песок. Уставился на свои ноги, тонкие, как палки, с торчащими коленями, без единого волоска. Чужие. Ногти на длинных пальцах поблескивали розовым лаком. Замычав от ужаса, Дима попытался отползти в сторону, и чужие конечности задрыгались, упираясь в песок. Холодея, Дима поднял голову, пытаясь осмотреться. Перед ним на камнях сидел какой-то смутно знакомый парень, сутулый, лохматый, с красной, будто обваренной, кожей. Спокойная, расслабленная поза: задумался человек, ушел в себя… Или — вышел из себя? Узнавание обрушилось на Диму, как ледяной душ, и он всеми мыслями и телом рванулся к себе, в свое такое привычное, такое родное тело.